Думаете, что для человека, живущего на земле, всё заканчивается вместе с последним вздохом…?
Я тоже так думала когда-то…
Но теперь я точно знаю, что нет…
…Для кого-то в этот момент всё только начинается…
…Облезлые стены в ванной комнате…
«Что за грязная, тёмная квартира с узким коридором и тёмным светом?!..»
«Наверное, потому что эта тусклая лампочка горит в коридоре, а в ванной – какой-то серый плафон, едва пропускающий свет…»
«Что я делаю в этой незнакомой и жуткой квартире…? Как я здесь оказалась, чёрт возьми…!»
Пока в моей голове пролетали все эти мысли, я увидела Владимира, как всегда с сигаретой, зажатой в зубах…
«Боже, какой он всё-таки харизматичный, не похожий ни на кого другого!» – успела подумать я, прежде чем увидела, что он тащит за собой за руку какую-то полупьяную развязную женщину.
«Кто это баба?!» – почти крикнула я, но голос почему-то тонул в каких-то посторонних звуках.
«Ха! Не твоё дело!» – сказал Владимир, глядя почти сквозь меня, куда-то вдаль.– Ты же отказалась пойти со мной! Вот теперь она будет моей спутницей…Хотя, у тебя ещё есть немного времени, чтобы подумать…»
…Воздуха не хватало – меня словно кто-то держал за горло, и я задыхалась…
…Глубокий вдох – я сижу на кровати в спальне, в кромешной тьме и пытаюсь вдохнуть и выдохнуть, чтобы начать дышать.
Стук в углу на туалетном столике раздаётся так громко в этой кромешной ночной тишине, где слышен лишь мой хрип, что выдох получается сам собой, словно кто-то ударил мне по спине между лопаток. Я словно выплюнула этот ком воздуха и задышала.
Я включила ночник. Так и есть: его фото в рамке, стоявшее на ночном столике, как обычно, после таких встреч, лежало на полу, изображением вверх, смотря на меня. Стекло было разбито вдребезги. Он улыбался своей улыбкой с ухмылкой, глядя на меня с фотографии.
Это был тридцать пятый день с момента его смерти. Вернее, тридцать пятая ночь, когда он приходил за мной, но каждый раз я оставалась здесь, а он уходил, разбивая стекло рамки, в которой было его фото…
Телефонный звонок раздался через три часа после собеседования: «Я беру Вас на работу. Выходите завтра».
Я и без этого звонка знала, что он меня возьмёт. И не только на работу.
Это было очевидным: когда я вошла в его кабинет для собеседования, в открытое окно, под раскатистый звук грома, влетела птица. Воробей.
Женщина, сидевшая рядом с Владимиром, сказала «Ну надо же, прям знак какой-то…»
Гром был за окном, но молния словно влетела в кабинет, обжигая и меня, и Владимира.
Я знала, что он позвонит.
Не только потому, что я была крутым специалистом, которого он искал.
Он позвонил мне, потому что тот воробей был душой, которая прилетела ко мне навсегда и объединила нас…
И когда прогремел гром, раскатываясь вместе с молнией по кабинету, я поняла, что имела в виду старая цыганка, взявшая мою руку в свою, чтобы погадать… Это было десять лет назад, на привокзальной площади. Цыганка, в ужасе отпрянувшая, едва взглянув на мою ладонь, сказала тогда: «Бедовая ты… да и сама знаешь лучше меня… в тридцать три года всё случится, девонька… да ты сама знаешь… всё знаешь…» – глаза цыганки были полны страха… Крикнув что-то своим, она отпустила мою руку, и все цыгане быстро исчезли с площади…