В конце 80-х годов 20 века, я, будучи школьником старших классов, интересовался формами движения материи, их эволюцией. Мне тогда было известно несколько основных форм движения материи: физическая, химическая, биологическая и разумная (7). От моего папы, профессора биологии, мне было известно, что формы движения материи эволюционируют. По моим представлениям наиболее простые формы – физические, за ними следуют химическая, затем биологическая, а потом и разумная форма движения материи. По моим представлениям тогда, эти формы отличали друг от друга качественные скачки, такие примерно, как при ароморфозе у живых организмов. Мне вдруг стало ясно тогда, что механизм таких скачков должен быть одинаков для всех форм движения материи. Я тогда увлекался химией, биологией. Жизнь считал продолжением химии, в физике мне особенно нравился раздел термодинамики, помимо школьного курса, помню, читал популярную книгу по термодинамике Пауля Эткинса «Порядок и беспорядок в природе» (14), знаком был с понятием энтропии, знал об антиэнтропийных свойствах жизни. Читал книгу академика Опарина Александра Ивановича о происхождении жизни из коацерватных капель (3). В помощь были журналы «Наука и жизнь», «Техника молодёжи», «Химия и жизнь» в которых также тема зарождения жизни поднималась. Настольной книгой была «Вселенная, Жизнь, Разум» Иосифа Самуиловича Шкловского в трёх изданиях, где многое было посвящено представлениям о жизни, разуме и их космической роли (1). Труды Владимира Ивановича Вернадского не обходил стороной и кое-что читал тоже (2). Восхитила меня книга Эрвина Шредингера «Что такое жизнь с точки зрения физика» (4). Идея моего отца о том, что «жизнь – это иерархия ферментных систем», легла на подготовленную почву. Уроки биологии, которые вёл замечательный молодой учитель Дмитрий Вадимович Дубиковский тоже будоражили ум. Новизна, с которой он подходил к преподаванию, разбор альтернативных теорий эволюционного процесса, зарождения жизни. Запомнил одну его фразу: «В результате эволюции в мире умножается любовь». В общем, всё это, что сейчас вспоминаю, а может что-то ещё, чего не упомнил, родило во мне определение жизни. МОЁ. Эти мысли до сих пор являются для меня одними из самых главных, я довольно медленно, наскоками, развивал их в отдельных заметках и записях, но не высказывал в сколь-нибудь цельной форме для широкой публики. Они были как моё сокровенное дитя, которое не взрослело и не дряхлело, но которое всё таки хочется выпустить в свет, а не держать в коробочке, как это делал Царь Горох со своей Горошинкой. Потребовалось время, чтобы я для этого созрел. Мысли видоизменились, обогатились, но суть их остается прежней. Для меня, советского школьника написать сколь-нибудь серьёзный мировоззренческий и философский труд было тогда непосильной задачей. Задачи передо мной стояли тогда вполне утилитарные – окончание школы, поступление в ВУЗ, получение высшего образования, профессия врача. И это, конечно, отвлекло меня от моих школьных открытий, отвлекло, но не предало их забвению.
Я давно уже занимаюсь вопросами, далёкими и от эволюционной биологии и вообще от теоретической медицины и тем более кибернетики и связанных с ней наук. Многие годы занимаюсь судебной и общей психиатрией. На этом поприще какое-то время занимался даже подобием научной работы, но не слишком преуспел. А страсть возвращает дилетанта на прежнюю стезю! И я не слишком стесняюсь этого. Хоть и могу представить улыбки людей сведующих, профессионалов, которые вдруг решать прочесть мой труд. Я понимаю, что есть целые научные школы, занимающиеся и теорией языка и эволюционной биологией и нейропсихологией и много чем ещё. Но, зная, к примеру, свой предмет, могу почти с уверенностью сказать, что при всей напыщенности и "строгости" тех знаний, которыми я руководствуюсь в повседневной практике, при всех лидерах мнений и их недюжинном интеллекте, при всех классификациях международных и локальных, пройдёт ещё лет пятьдесят, а то и меньше и психиатрия изменится до неузнаваемости и в своих воззрениях и в методах лечения и во многом другом, что ещё вчера казалось незыблемым. Я вижу сколь много в ней опоры на авторитетов, сколь много банального конвенционализма, сколь много неясного, спекулятивного, что просто живёт как знание, вовсе не точное, потому что другого ещё не появилось. Но завтра всё может развалиться как карточный домик, но тогда лишь, когда появится достойная замена. Новое знание, подходящий инструмент – знание ведь прежде всего адаптивный механизм для человека. Износился один – появился другой. И хорошо. В понимании психики, её природы, тем более путей её эволюции, а ещё и в связи с эволюцией общества мы тем более скользим по поверхности. И многое из того, что преподносится сегодня как часть научного знания людьми авторитетными, не более чем сплав спекуляций с конвенционализмом, что собственно зачастую и не скрывается. Люди выражают своё мнение. Разного качества, конечно. Мнение мнению рознь. Вот и я набрался наглости сказать о том, о чём думал, то возвращаясь, то убегая мыслью, годами. И сведение отдельных заметок, мыслей, фраз в единое целое стало делом довольно трудным, но как много удовольствия оно мне принесло! И я хочу, чтобы чтение этого труда принесло удовольствие и вам, дорогие читатели!
