В подвале было темно и сыро, в углу что-то наподобие лежанки, а на ней мальчишка лет восьми. Нервно вздрагивая во сне, бормоча что-то себе под нос, временами он сильно кашлял и кутался в грязное тряпьё, заменяющее ему одеяло. Рядом с ним облезлый серый кот, брат по несчастью. Зовут мальчишку Ромка, а прозвище – Воробушек. К горькому сожалению, кроме собственного имени, он почти ничего про себя не знал. В его памяти раз за разом всплывала чёткая картинка – красивое женское лицо и приятный, ласковый голос, повторяющий: «Ромка, Ромка!» – при этом она нежно касалась губами его щеки.
Память услужливо подсовывала мальчишке образ молодой красивой женщины, которая, по-видимому, и была его мамой. Единственное, чего он не мог понять, вернее вспомнить, как же случилось так, что они расстались. Так что собственное имя для мальчугана было единственным богатством, которым он очень дорожил.
В этом подвале он совсем недавно, всего каких-то три дня. Судьба свела его с Пашкой из таких же беспризорников, как он сам. И теперь они вместе влачили своё бедное существование.
Пашка был на четыре года старше Воробушка, ему было уже двенадцать. Пашка, или другими словами, Шут – так называли его пацаны, с которыми он жил раньше на заброшенной даче. В отличие от Ромки он знал и помнил про себя многое. Прозвище своё он получил за умение смеяться и смешить других. Да и фамилия была подходящая – Шутов, да и внешность тоже – копна рыжих волос да рот до ушей – хоть завязочки пришей. Шут умел подурачиться и поэтому почти всегда был сыт и редко бит. У Пашки была мечта – вернуться в родной город, но была причина, по которой он пока не мог этого сделать. Историю свою Пашка рассказывал часто, правда, каждый раз по-новому, но главное оставалось неизменным. Отец работал шофером, случилась авария, погиб человек. Суд признал его виновным и приговорил к семи годам лишения свободы. Мать Пашки ждала своего мужа, письма писала, на свидания ездила. Работала на двух работах, а денег всё равно не хватало. Частенько она плакала, особенно по ночам, в эти минуты сердце мальчишки сжималось, ему так хотелось, чтобы отец был рядом. Время шло медленно и как-то безрадостно, дни были похожи друг на друга. Единственное, что радовало мальчишку, так это долгожданные письма отца. Но они почему-то приходили всё реже и реже. А тут ещё стал Пашка замечать что-то странное в поведении матери. Она стала подолгу задерживаться после работы, а тут ещё и участковый стал к ним частенько захаживать. Поначалу он Пашке всё шоколадки приносил, а потом и вовсе жить к ним перебрался. Мальчишка не мог простить свою мать, ведь он очень любил отца и ждал его возвращения. Вскоре мать Пашки затеяла переезд в другой город, ей перед знакомыми было неловко, да и новоявленный ухажёр настаивал. Словом, душа Пашки взбунтовалась, и он решил убежать из дома. Помог ему случай: пока взрослые улаживали дела с переездом, его оставили на попечение соседки, а когда вернулись забрать, его уже и след простыл. Конечно, Пашка тосковал, даже плакал, но для себя он твёрдо решил, что не вернётся к матери, а будет ждать освобождения отца. Скитался Пашка без малого два года и не знал, что после его побега из дома мать сразу порвала с участковым и тот уехал из города. А она всё это время ждёт и ищет своего сына. Разве мог мальчишка понять, что чувствует его мать, сколько выплакала слёз, надеялась и верила в то, что он жив и непременно вернётся домой.
Кто-то больно пихнул Ромку в бок, он открыл глаза и сразу же зажмурился от яркого света фонарика.
– Чего боишься, вставай, я тут нам еды раздобыл, – хрипло сказал Шут и опять толкнул Воробушка в бок.
– Интересно, что бы ты без меня делал? – не унимался Пашка.
Он вытащил из кармана свёрнутую газетку и постелил на перевёрнутый ящик.
– Эх, нет здесь моей мамы, она бы заставила меня руки помыть, – усмехнулся Шут и достал из-за пазухи начатую булку хлеба и консерву «Килька в томате».
– Ты, брат, за хлеб прости, сам понимаешь, не удержался, – как-то виновато сказал Пашка.