ЧАСТЬ 1.
Алюминиевая вилка в моей руке изображала нервный танец, разбрасывая недоеденные макароны по всей тарелке. Ну какой тут аппетит, когда в трубку вещает маман? Она как испорченный фонтан, который прорывает и конец всему живому, слышащему хоть что-то на Земле, а может и на других планетах. Каждый наш разговор начинался по-разному, а заканчивался одинаково. В который раз я выслушивала нотации и думала, за что мне все это?
- Доця, ну скажи мне - таки, когда ты задумаешься о своем будущем? – заводилась шарманка. – Сколько тебе лет? Еще немного, и ты останешься одинокой и никому не нужной старой девой! Посмотри на себя! Кем ты работаешь? Что забыла в этом богом забытом месте? Пожалей родную мать! Я всегда желала тебе добра…
- Мам, ну прошу тебя, давай не сейчас, - уставшим голосом я повторяла всегда одну и ту же фразу.
- Шо? Ты не хочешь поговорить с родной кровиночкой? – тональность в голосе женщины набирала обороты.
- Мам, у меня обед, я могу поесть нормально? – максимально спокойно пыталась парировать выпады в мою сторону, - Давай перезвоню?
- Доця, какой обед! Тебе двадцать шесть лет! В этом возрасте надо думать о фигуре! Да тебя никто не возьмет замуж!
Очень хотелось сказать маме в ответ на это: «Ну тебя же взяли и на фигуру не посмотрели». Я же, как порядочная дочь, не могла так жестоко поступить с мамулей.
Моя мама, Роза Ивановна, еврейских кровей по происхождению своих корней, любила учить меня быть принцессой и настоящей леди. Хотя, где она и где леди? Вот что меня всегда удивляло! Помню, как-то в детстве, мама купила мне шикарное розовое платье. Правда, насчет шикарности думала тогда, когда мне было восемь лет, сейчас - то я понимаю, что кондитеры зефирной фабрики плакали бы, увидев мой ужасно приторный наряд. Так вот облачили меня в розовое облако и отправили ждать на улицу, чтобы не мешала маман готовиться к чрезвычайно важному мероприятию. Я, кстати, до сих пор не знаю, что это было за мероприятие. Вышла девочка - красотка на улицу, а тут Сережка Коробов проезжал мимо на своем новеньком скейте! О боже, скейт по тем временам, как мерседес последней модели сейчас! Ну естественно, Сережа как истинный джентльмен предложил девочке - зефирке прокатиться. И вот бы ей догадаться, что если у транспортного средства четыре колеса, то более устойчивым он из-за этого не станет. Только моя нога в красивой туфельке и белом носочке с кружавчиками коснулась скейта, как он предательски выпрыгнул из-под нее и укатился в неизвестном направлении. Зефирка же упала в самую большую и грязную лужу, которая только была во всем дворе. Ну что сказать, зефир в шоколаде я очень люблю, но эффект был определенно не тот, как от настоящих сладостей. А в этот самый момент маман, облаченная в шикарное платье, открывающее все ее богатое декольте, выплывала из подъезда под ручку с папулей. Видели бы вы ее широко открытые от ужаса глаза. Весь оставшийся день я провела в углу, слушая многочасовые нотации о том, что неблагодарная дочь, что должна вести себя как настоящая принцесса, иначе принца мне не видать, как собственных ушей.
Видимо, в отместку за платье родительница отдала меня в музыкальное училище в класс фортепиано. Училась там долго, и периодически меня даже подташнивало от музыки, но сделать я ничего не могла. Если только заикалась о том, что хотела бы заниматься по жизни совсем другим, мамуля хваталась за сердце и утверждала, что я желаю ее смерти. Ужас какой, скажите вы, никакой свободы выбора для ребенка, и будете правы, но только не в еврейской семье, где мама была всем, а именно царем, судьей, палачом и даже богом. Поэтому папуля всегда тихо меня поддерживал, но никогда не высказывал свое мнение вслух. Рано или поздно еврейский характер сильной женщины должен был проявиться и во мне. Я, получив музыкальное образование, собрала вещи и уехала в соседний городок, оставив мамуле письмо о том, что ее очень люблю, но себя, как оказалось, люблю больше, и о том, что буду покорять страну. Подпись: «Твоя дурная доця, Соня».
В новом городке, ставшим для меня временно родным пристанищем, я устроилась работать на почту. Да, не очень престижно, зато тихо, спокойно и любимая форма одежды: джинсы, футболка и кроссовки. Еврейские корни проявлялись не только в характере, но и во внешности. Огромная копна вьющихся волос еле складывалась в толстую косу. Огромные серые глаза я пыталась прикрыть очками в толстой оправе, пухлые губы никогда не красила, а румяные от природы щеки иногда даже замазывала бледным тональником. Зачем себя уродовала? Все просто, в училище нас заставляли выступать на публике, дабы побороть страх перед сценой. А я ненавижу, когда на меня смотрят и обсуждают, такое чувство, что оценивают, как лошадь перед покупкой. Еще не хватало зубы посмотреть. Теперь я наслаждалась тем, что внимание на меня обращает только коллега Люся и моя начальница, Алла Аркадьевна. Кстати, именно она пригласила меня работать в почтовое отделение. Надо сказать, что Алла очень интересная женщина. У меня складывалось такое впечатление, что она не подходит не только к этому месту, но и к городу. Я ее больше ожидала увидеть в столице в шикарном ресторане в сопровождении статного мужчины, но никак не на почте в маленьком городке. Алла следила за своим внешним видом. Всегда были сделаны маникюр, прическа и макияж. Но вот что самое странное, как я ни старалась узнать сколько ей лет, никто не мог мне сказать. Знаете, есть женщины неопределенного возраста. Вот она была именно такой. Никто не любит начальников, но сейчас Алла меня спасла от бессмысленного разговора с мамой, за что я ей благодарна.
