Тревожно шумели листвой в летней ночи старые кладбищенские деревья. Среди них чернел силуэт бревенчатой часовни, увенчанный покосившимся крестом. Ветер, порывами налетавший с Ладожского озера, гнал по аллейкам старого кладбища прошлогодние ажурные листья. По небу плыли низкие облака, в их редких разрывах то и дело нервно вспыхивали звезды.
В километре от кладбища россыпью догорающего костра переливались огоньки поселка Никитина Грива. Но был еще и одинокий огонек на самом кладбище. Он мерцал, размытый меж старых могил. Вроде бы кому быть ночью на заброшенном кладбище? Да и ветер давно бы погасил свечку, если бы кто-то днем оставил ее на могиле. Мистика? Однако всему находится свое реальное объяснение.
Высокая кованая ограда одной из дореволюционных могил была аккуратно затянута кусками толстой полиэтиленовой пленки, которой обычно затягивают парники на дачах. Внутри этого «кладбищенского парничка» и горела дешевая парафиновая свечка, воткнутая в консервную банку от детского питания, засыпанную мелким озерным песком.
Широкая каменная плита надгробия была сервирована по всем правилам. Расстелена газетка, из-под которой выглядывала лишь старорежимная буква «Ъ» на конце фамилии покойного. Поверх газетки стояли пластиковые стаканчики, лежала разломанная кирпичина формового хлеба да пучки зеленого лука, на корнях которого еще чернела непросохшая земля, ведь его вырвали совсем недавно на дачном огороде. В углу стоял аккуратно скрученный драный матрас, по разные стороны от могильной плиты сидели заскорузлый бомж с всклокоченной бородой и молодой парень со спитым лицом, в тельняшке.
– Вот ты, Витек, – проговорил бомж, шамкая, – за ум взяться не хочешь. Как вернулся с дембеля, как начал праздновать, никак остановиться не можешь. Хочешь таким, как я, стать?
– Ты, дядя, мне мозги не парь. Я десантура. Понимаешь, де-сан-тура, – Витек ткнул себя пальцем в грудь, – а десантура все может. Захочу – брошу пить. Захочу – буду. Ты давай наливай, не тяни.
Бомж зашевелился, вытащил из-за памятника старую резиновую грелку, открутил пробку и осторожно налил в пластиковые стаканчики желтоватую жидкость.
– Ну, чтобы все того, – неопределенно провозгласил тост бывший десантник, криво чокнулся пластиковым стаканчиком с бомжем и выпил, тут же захрустел зеленым луком, предварительно помакав его в спичечный коробок, в котором пересыпалась соль.
– Я тебе так скажу, Витек, хоть и знаю тебя всего ничего. Завязать пить трудно, но надо, – принялся втолковывать молодому парню умудренный жизнью бомж. – У тебя еще вся жизнь впереди. Жениться надо, детей завести.
– А то ты не женился, детей не завел. Сам же мне рассказывал. А потом твоя ж супружница тебя из квартиры и выставила, с хахалем теперь живет…
– Вот когда вырастишь детей, на ноги их поставишь, тогда и можешь пить.
Десантник легкомысленно махнул рукой.
– Ты мне лучше скажи, где это пойло берешь? Крепкое, зараза. Но пьется легко. На кореньях каких настояно?
Бомж вздохнул, разлил остатки пойла из грелки, потряс ее над стаканчиком десантника, вытряхивая последние капли.
– Да так, добрые люди угостили.
– Заливаешь! Такое пойло только для себя делают. Это же самогонка, и не абы какая, – десантник с сожалением посмотрел на жидкость, плескавшуюся на дне стаканчика. – Хорошо, но мало. Небось украл где.
– Я не краду, – уверенно произнес бомж и тут же тревожно выглянул из своей пластиковой конуры. – Приехал кто-то.
И в самом деле – у ворот кладбища блеснули и погасли фары.
– Менты, что ли? – Десантник тут же дунул на свечку, еще несколько секунд можно было рассмотреть тлеющий фитиль и струйку над ним, наконец и эта последняя световая точка исчезла.
Сквозь грязный полиэтилен бомж и десантник наблюдали за тем, как движутся по аллейке два мужских силуэта.
– Не похожи на ментов, – прошептал десантник. – Менты, они всегда наглые. А эти осторожно чешут.
– Хрен их знает, что им тут ночью понадобилось. Несут что-то, – прищурился бомжара.
Приехавшие мужчины уже мелькали меж могил, а затем исчезли из поля зрения. Послышалось, как лезвие лопаты врезается в землю.
– Гробокопатели? – прищурился десантник. – Шугануть их отсюда надо или ментам сдать.
– Да сиди ты, – прислушивался бомж. – Покопали-покопали, и все? Нет, не могилу они разрывают.
В кладбищенской тишине ясно прозвучали легкие удары молотка, гулко отзывалось сухое дерево. Мужские силуэты вновь замелькали меж могил. Зашуршала неубранная прошлогодняя листва на аллейке, на нее наложились голоса:
– Может, мы не с той стороны крест поставили, товарищ капитан?
– Не возвращаться же теперь.
Силуэты миновали кирпичные ворота. Вновь полыхнули фары. Микроавтобус развернулся и уехал.
– А может, и менты, – предположил десантник. – Воякам-то какой смысл на кладбище приезжать?
– А ментам? – резонно возразил бомжара и тут же предупредил обозначившееся движение десантника. – Лучше туда не ходить. Мало ли что менты задумали. Натопчемся по-темному, следы оставим, потом прицепятся. Давай лучше допьем.
Что и сделали, не откладывая.
По голодным глазам десантника нетрудно было понять, что на достигнутом он не хочет успокаиваться. Витька хитро прищурился.
