Владимир Бердов
Кирзовая сумка
Непридуманные истории прошлого и настоящего
Омск
2011
Семь лет службы на флоте и в пехоте, десять – работа в газетах и на радио, более двадцати – в педагогике без отрыва от журналистики да сорокалетняя практика дневниковых записей. Все это в какой-то степени подтолкнуло автора к письменному столу.
Перефразируя известную поговорку, Владимир Бердов построил баню, шалаш посадил несколько деревьев и кустарников, вырастил сына и двух дочерей и сейчас занимается воспитанием внуков.
«Вспоминаю армейскую газету «Ленинское знамя», Красноярск, себя молодого и в форме, и еще Владимира Бердова, очень русского, очень талантливого парня, который писал хорошие стихи и трепетные рассказы.
Вместе мы прослужили год. Потом я демобилизовался, а он, т.к. был моложе и, соответственно, призвался позже, остался.
Несколько лет, пока я жил в Алмалыке, мы переписывались, потом я переехал в Ташкент, затем в Москву, и мы потеряли друг друга.
Еще в армии, опекая его, как «старик» «молодого», я был убежден, что проявляю заботу о втором Иванове-Разумнике, Вампилове, Василии Белове, а может, даже Куприне.
Живя в Москве и в Мюнхене, я задумывался: ну где же этот сибирский парень, тем более, что его романам, повестям или рассказам давно пора осветить небосвод российской словесности. Но нет, Бердов не появлялся. И вдруг звонок из выходящей в Кельне газеты «Контакт»: «Вас разыскивает армейский товарищ Владимир Бердов, живущий в Омске. Продиктовать телефон?» «Конечно, диктуйте!»
И вот я слышу голос из юности. Мы вспоминаем Красноярск, нашу многотиражку, типографию, редактора-чудака Бердичевского, самоволки… Впрочем, все это эмоции, а вот потрясение в том, что Бердов не стал великим русским писателем. Он, оказывается, стал журналистом. Уверен, что квалифицированным, надежным, оперативным. Но родился-то он, чтобы стать Писателем. Талантище в нем было огромное. Но не стал, позволив втянуть себя в суету и повседневность будней. И в этом, а не в чем ином, как раз и кроется, пресловутая загадка русской души и русского характера…»
Из книги известного немецкого писателя Александра Фитца «Письмо Канцлеру»
В наших лесах не было хвойных пород деревьев, и накануне новогодних праздников школьный завхоз Иван Петрович снаряжал подводу в балахлейский или новопетровский бор. Дело ответственное: нужно подобрать и привезти к сроку школьного праздника добрую ель. Для Кармацкого это не впервой, но каждый раз волнительно: угодит ли школьному начальству, а главное – детворе?..
В дорогу готовился основательно: бросал на сани-розвальни девятиовчинный тулуп, топор, веревки. Памятуя о крестьянской поговорке «Едешь на день, а еды запасай на три», брал с собой кусок сала, каравай домашнеиспеченного хлеба и «сороковушку» для сугрева. Логиновская поллитровка, выданная для «дипломатических» переговоров с лесничим, была завернута отдельно, но и она согревала настроение: всякий раз из нее наливалось и Петровичу.
Задобренный лесничий давал полный карт-бланш, и смекалистый завхоз, преодолевая снежные заносы, долго примерялся, приглядывался к разлапистым сосенкам и елочкам, выбирая деревце попышнее и постройнее.
Часто в один день не управлялся, и приходилось заночевывать у знакомых. Для соблюдения секретности на обратном пути Иван Петрович подгадывал и въезжал в село вечером.
Устанавливать и украшать елку поручалось старшеклассникам, и спортзал закрывался от любопытной «милюзги». Каждый класс вносил свою новогоднюю лепту: придумывали и мастерили карнавальные маски, раскрашивали и склеивали картофелинами, сваренными в мундире, серпантинные ленты, сочиняли веселые поздравления в школьную стенгазету.
Дома елки не ставили, разве что несколько начальственных семей позволяли себе эту «роскошь», и поэтому школьная елка была сюрпризом для детворы, и волнительные ожидания усиливали торжественность праздника.
О елках школьной поры у каждого свои воспоминания. Для меня это хруст зимнего яблока из большого подарочного кулька, аромат шоколадных конфет, обернутых в «драгоценные» фантики и Дед Мороз, в котором мы, став постарше, угадывали наших учителей…
На новогодних праздниках зарождались искорки любви, и почтальоны-разносчики признательных записок были тому свидетелями.
Сколько же нужно времени, чтобы мальчишка, робко дергающий понравившуюся девчонку за косички, осмелился, наконец, пригласить ее на танец, шепнуть на ушко что-то тайное и коснуться пересохшими губами до ее румяной нежной щеки, не получив ответную оплеуху?