Так жжёт в груди. Дотла сгорает
Тот, кем я был. Лети, Душа.
Все двери настежь. Что мешает?
Чего ты ждёшь? Лети, Душа.
Это случилось однажды. Может быть дважды. Или трижды. Теперь я уже сбилась со счёта. А может это всё ещё длится? Или случится вот-вот и я, как и прежде, трепетно жду, замедляя дыхание в предвкушении нашей встречи.
Как-то надо начать. Писать – трудно, когда ты бывший филолог, прочитавший всех лучших, и до сих пор перечитывающий любимых. Но писать я буду. Просто не знаю, как начать…
Меня зовут… Ещё одно общее место. Обтекаем. Имя всегда на обложке. Снаружи. А внутри просто – Я.
Несколько лет назад некая «Я» решилась идти к мечте, наплевав на страхи, сомнения и «невозможности». Я поставила моноспектакль по «Чайке по имени Дж. Ливингстон» Ричарда Баха и играла его какое-то время в маленьком томском театре с лоскутной крышей. Своё представление я назвала «Вертикальный полёт», потому что так оно и было. Так оно должно было быть.
Зрители любили мой «Вертикальный полёт» (про себя я зову его «В.П.»). Наверное, потому, что я вкладывала в него свою душу, насколько могла тогда. А полёт оставался всё-таки горизонтальным. Я хотела большего. Хотела качественного изменения чего-то в себе, чему даже трудно подобрать имя. Я не могла пробиться к пониманию, попав в капкан ограниченности и захламлённости своего сознания. Мне будто не хватало какого-то дополнительного органа, инструмента для восприятия иного измерения, неуловимо проявляющегося сквозь плотные осязаемые слои. Я силилась, но не могла объять открывавшуюся мне глубину. Я предощущала её своим сердцем, я касалась её своим внутренним взором. Как путник,
взобравшийся на вершину горы, видит прямо перед собой следующую вершину, ещё более возвышенную и прекрасную и, казалось бы, такую близкую, но такую далёкую. И надо спуститься, чтобы подняться. Как такое объяснить? Надо ждать, расти, вызревать душой. Сойти с пути, чтобы вернуться, семь пар железных башмаков истоптав… Спектакль я «отложила» и поехала искать «то, не знаю что».
Время потекло.
Время хитрый игрок. Оно жульничает беззастенчиво, это общеизвестно. Годы превращает в секунды, а пару часов растягивает в целую эпоху, по законам никому не ведомым. На него нельзя положиться. Моё вчера может стать вашим «дождливым октябрём», а может стать «одним воскресным утром», или тенью от большой лиственницы на пустыре около дома.
В ту ночь было ветрено. Я сидела за своим столом и зачарованно слушала, как ветер играет колокольчиками за дверью, сочиняя музыку. Каждая новая фраза была чем-то похожа на предыдущую, но другая, она продолжала мелодию, но никогда её не заканчивала. Ещё один его творческий порыв – ещё одна вариация…
У меня тоже есть свой хрустальный колокольчик, как у ветра. На рабочем столе под лампой. Я зову его «страж», потому что он стережёт моё бдение. У него безукоризненно чистый высокий голос. «Страж» возвращает меня в реальность, когда я каменею или, наоборот, утекаю.
Так вот, я работала. Передо мной лежал текст «В.П.», изрядно замусоленный по углам от частого, далеко не всегда толкового, перелистывания. И в маленьком, дружественном мне, компике, где широкая разноцветная полоса делила экран на две половины (она больше не исчезала при надавливании, а только меняла свою разноцветность), мерцал его же электронный двойник, но открытый на другой (!) странице.
Я уже очень долго вглядывалась, сквозь текст, в пространство своего сознания, пытаясь рассмотреть его содержимое и, по возможности, расширить. Вживляла туда отдельные мысли, события, фразы и улавливала обратную связь – образы, импульсы, движения Души, её порывы. В сознании было… туманно. Оно окутывало меня, постепенно уплотнялось… Слишком уплотнялось, я в нём вязла, сбивалась с пути. Там и уснула.
Проснулась от того, что сильный порыв ветра распахнул входную дверь (не всегда запираемую). С громкими «фанфарами» колокольчиков он как дикарь ворвался в дом, пронёсся по всему периметру и вылетел, хлопнув дверью.
Ветер пришёл и ушёл, но кто-то, пришедший с ним, остался…
Кто-то маленький и очень живой суетился в темноте, прямо на столе передо мной. Запинаясь о разные предметы и неся какую-то бессмыслицу, существо что-то искало. Оно сердится. Оно говорит! Недовольно ворчит на кого-то невидимого. Я заворожённо слушала и впустую напрягала зрение, не смея шевельнуться.
– И так всё время, никакого понимания. Ну, невозможно сосредоточиться. И почему перемены обязательно должны обрушиваться как снег на голову? Неужели нельзя почеловечески? Могли бы вежливо так постучаться, сказать: «Здрасьте, мол, мы пришли, мы – Перемены. Можно войти?». Ой! – по звуку похоже, что ей на пути попалась «мышка». Так и есть – загорелся экран компика. И тогда я её увидела… в голубом свете.
Она была определённо женского рода. Симпатичное человекоподобное существо небольшого роста, сантиметров пятнадцать-двадцать. Мне было не страшно. Оцепенение исходило от какого-то иного, почти необъяснимого чувства. В её облике было что-то очень-очень знакомое, даже родное.
