– Эй, гражданин хороший… товарищ… чи как там тебя… Шоб ты сдох… Токма не тут! Вон там, кило́метра на два подальше… Сенька! Сенька, растудыт твою душу! Подь сюды! Товарищ! Ну ты не будь сволочью. Приличный вроде человек с виду, а собрался помирать, как последняя гадина! Даже некрасиво как-то.
Голос был слишком высокий, похож на детский или на подростка, со странным, совершенно непривычным моему уху акцентом. Я такого говора не слышал очень давно. Впрочем, в Москве я его вообще никогда не слышал. Последний раз – очень много лет назад, в деревне у тетки, которая жила в пригороде Одессы.
– Сенька, падла ты неумная! Подь сюды, говорю. Тут вон гражданин желают кони двинуть.
Я резко открыл глаза, собираясь спросить, что за ерунда происходит. Какие кони? Кто собирается?
Прямо передо мной на корточках сидел пацан лет пятнадцати, может, чуть больше. Сразу не поймёшь. Лицо слишком худое.
Выглядел он весьма колоритно и даже, пожалуй, специфически. Чумазый, с щербатой ухмылкой, в грязной кепке, натянутой на лоб, и такой же грязной рубахе, выпущенной поверх штанов. На ногах у него были ботинки, которые даже не вторую жизнь проживали.
Такое чувство, будто в них кто-то умер, раз десять, потом умерших по очереди откопали, всех десятерых, и только после этого боты попали к пацану. Особо нелепо они смотрелись из-за того, что на улице так-то жарища градусов тридцать, не меньше. Обувь точно для летнего пе́кла не подходящая. К тому же, у правого подошва пыталась отвалиться и ее привязали суровой ниткой. Просто примотали. Ниткой. Жесть…
– Ах ты ж лярва! – Пацан от неожиданности, отпрыгнул назад.
Он, похоже и правда решил, будто я умер. Иначе с хрена бы ему так реагировать? Но с другой стороны и мне умирать как бы тоже не с хрена. Я вполне себе здоров.
Учитывая, позу, в которой шкет сидел перед своим прыжком, его ожидаемо качнуло в сторону и бедолага завалился в пыль.
– Ты чего пугаешь-то, гражданин хороший?! Разве ж такое можно? – Теперь парень сидел на земле, смешно раскинув в стороны ноги. – Я уж подумала ты сдох. А ты вон, зеньки вытаращил. Выкатил, того гляди лопнут.
Подумала?! Я несколько раз моргнул, сосредотачиваясь на картинке, которая почему-то упорно расплывалась передо мной. Девка, что ли? Да ладно! Хотя… может, кино снимают? В Москве сейчас куда не сунься, что-нибудь где-нибудь снимают. Например, про революцию. Или про войну. Второй вариант даже будет ближе.
Просто ни один современный подросток никогда не напялит на себя подобное тряпье. Даже очень эксцентричный, даже с этими их подростковыми прибабахами. Тем более, девчонка.
Слава богу, у меня детей нет. Ну, как бы жены нет и детей тоже нет. Логично.
Только как я тут оказался? Ни черта не понимаю…
– Ты че орешь, припадошная? – Откуда-то со стороны вынырнул еще один малолетка.
Я бы сказал, что парень, но теперь очень не уверен. На голове у него не было ни черта, только косматые, сбившиеся колтунами кудри. А вот одежда совсем не отличалась от наряда девчонки, сидевшей на заднице в дорожной пыли. Видимо, это и есть тот самый Семён.
– О-о-о-о-о… товарищ, а шо это вы рядом с нашим местом ошиваетесь? А? Ты учти, тут вон Сонька работает. Поня́л? Ой, шо творится, люди добрые. Только отвернёшься, толпа всякого жулья сразу прёт косяком… Рынок – самая рыбная делянка.
– Сенька, ты совсем пристукнутый? Ну, на кой ляд ему рынок? – Девка посмотрела на своего друга, как на стопроцентного придурка, – Погляди на него. Портки приличные, штиблеты, шоб тебе такое хуч во сне привиделось. И чемодан вон глянь, какой у него… Трофейный, поди… Он не по нашей специяльности.
Девчонка кувыркнулась через левый бок и через секунду снова сидела на корточках, одной рукой указывая пацану на упомянутый предмет.
Меня ее манера говорить немного раздражала, если честно. Сейчас, пожалуй, даже в глубокой провинции такого не услышишь. Может, на самом деле кино? Только я тут при чем?
Повернул осторожно голову, посмотрел налево. Туда девчонка указывала Семену, когда говорила про чемодан.
И правда… Стоит прямо рядом со мной. Старый. То есть старый не по состоянию, хотя это тоже, а по модели. Сейчас таких, наверное, и не делают.
Сейчас… Вот я плету. Таких уже лет сто не делают. Он был пошит даже не из мягкой кожи, этот чемодан. Он был твердый, похожий больше на коробку с ручкой. По углам имелись металлические накладки и заклепки неизвестного назначения.
Опять же, нечто подобное я очень давно видел у тётки. Она в нем хранила старые семейные фотографии. Прямо какой-то экскурс в прошлое, честное слово.
– От ты дура… – Пацан, цокая языком, с сожалением покачал головой. – Надо было чемодан брать и валить отселя подальше. А ты сидишь. От потому у тебя Сонька ни черта и не получается. Будешь пиликать до конца жизни на своей бандуре.
Пацан махнул головой куда-то в сторону. Я машинально перевел взгляд в направлении его движения и увидел скрипичный чехол, лежащий прямо на земле.
Вид у этого чехла был еще более плачевный, чем у чемодана, который по непонятной причине эти детишки приписали мне. Не знаю, что за странная мысль пришла им в голову. Я – точно не любитель подобного раритета. Знаю, многие люди, имеющие бабло, частенько прибиваются по всяким старинным вещам. Но не я. Не для того мною деньги зарабатывались, чтоб тратить их на всякую херню.
