Елене Манн
У меня была мечта. И никакая сила на свете не заставила бы оторвать зад от мягкого кресла и начать путь к ее осуществлению. Я же русский человек, это на западе Штольцы по земле разгуливают, а у нас работать никто не любит, у нас – беспросветная обломовщина. И потом, мечта, она на то и мечта, чтобы, как звезда с небес, на лапу тебе свалиться с криками: «Вот она я, счастье твое ненаглядное».
Сами понимаете, что я только на чудо и рассчитывал. У нас и сказки такие: лежи себе тридцать три года на печи, а потом раз – и ты богатырь, да такой, что человек-паук или бэтмен с тобой и рядом не валялись; или сходи один раз за водой – и все: можешь потом с печки не слезать, будет она тебя развозить, куда скажешь, почище любого такси, и никакие навигаторы ей не нужны; или стрелой попади куда-нибудь лягушке, а она тебе и ковер соткет, и ужин приготовит, и даже в красавицу писаную превратится, прелестней Джоли да Пенелопы Круз, а ты, опять же, лежи себе да только команды раздавай. И так во всем.
С другой стороны, любой труд не остается незамеченным. Будешь пахать с утра до ночи, что-нибудь да получишь. А если совсем поднажать, то в нагрузку к грыже можно и мечту получить. Такую на блюдечке с голубой каемочкой, как у Ильфа с Петровым. Здорово, да? Только это не мечта уже будет, а цель. Все, чего ты можешь добиться самостоятельно, это цель. А мечта куда значительнее и недоступней. Мечта – это вообще самое важное, что есть в нашей жизни. Потому как цели у нас похожи, а мечты – разные. И вместе с характером они и определяют нашу индивидуальность.
Вот я умный! Прямо второй на планете, сразу после Эйнштейна. Сам удивляюсь, откуда что берется. Главное, прочел всего книг десять, не больше. Просто чтение – это скука смертная. Все слова, слова, сплошные описания – даже зевать хочется, как вспомню. Вот кино – это дело иное. С хорошим кинчем мало что сравнится.
А мечта моя как раз с кино связана. Есть у меня на полке место свободное. Книги я сжег. Помните, Сорокина сжигали? «Голубое сало» или что-то в этом роде. Сорокина у меня, разумеется, не было, а вот желания избавиться от пыльных и дряблых собраний сочинений Пушкина с Гоголем и Толстым в придачу – хоть отбавляй. Вот вы не спалили ваших «Пушкиных», они у вас место до сих пор занимают. Или скажете, что чуть ли не каждый вечер включаете лампу со здоровенным абажуром, садитесь в кресло-качалку, укрываетесь клетчатым пледом (будто бывают другие пледы?) и воодушевленно перечитываете «Евгения Онегина», «Руслана и Людмилу», «Капитанскую дочку» и что там у него еще? Если именно так и происходит, то можете мне двинуть. Со всей мощи так, по-мужски. Но есть у меня подозрения, что я все-таки прав.
Инквизировав книги, я получил массу удовольствия и плюсов. Во-первых, избавился от невообразимой скуки, во-вторых, я осуществил то, что так давно задумывал, и в-третьих, освободил место на полке. И как только это произошло, у меня появилась мечта. Голубая такая, не в том плане, что стать геем, а в том, что заветная. Очень странно это, какому нормальному человеку пришло в голову обозвать самое лучшее, что может быть на земле, голубым? Он, наверное, сам был геем до мозга костей, вот и додумался. Но суть не в этом. Я вдруг захотел, чтобы место это было занято чем-то особенным. Не какой-нибудь задрипанной безделушкой или коллекцией фарфоровых обезьянок, а чем-то таким, что не стыдно выставить напоказ. Например, пальмовой ветвью. Такие в Каннах выдают на кинофестивале. Просто подумал: «А неплохо, пожалуй, „Пальмовая ветвь“ будет смотреться на этой свободной полке», и – пожалуйста, у меня появилась мечта.
Потом я еще подумал: «А „Оскар“ будет хорошо смотреться на этой полке?» И сам же себе ответил: «Нет, „Оскар“ не будет смотреться так же хорошо, как будет смотреться „Пальмовая ветвь“ на этой свободной полке». «Оскар» больше похож на безделушку, так себе дизайнчик, если честно. И потом, банально до невозможного мечтать об «Оскаре», любой массовщик так и видит себя на церемонии вручения с золотой статуэткой в обнимку. Потом я подумал про «Медведя» Берлинского кинофестиваля, но тут же отмел эту плохую мысль. Нет, нет, я не расист, но немцев, уж извините, не выношу. И пусть дед мой не умер во Второй мировой (он даже не воевал), ненависть к фашистам моя необъятна. Дело чести, если хотите. Так что даже не смейте портить мне мечту вашими медведями. И я снова поглядел на полку и в третий раз отметил, что «Пальмовая ветвь» будет смотреться на этой свободной полке великолепно.
А вот теперь объясню, почему это не казалось мне целью. Кино я любил, можно даже сказать обожал. Но к его производству я не имел ни малейшего отношения. Чтобы получить кинопремию, нужно снять фильм, а я ничего, кроме грязных носков и денег с карточки, никогда не снимал. Так что можно было спокойно ложиться на диван и ждать, что по воле случая рано или поздно прекрасная «Пальмовая ветвь» появится на моей столь же прекрасной свободной полке.
Вот я и лежал, поплевывал в потолок и смотрел «Однажды в Ирландии» Макдонаха-старшего. Фильм мне нравился, а вот перевод был плохой. Что поделать, никто не виноват, что меня угораздило родиться в России, а не в Ирландии или хотя бы в Англии. Родился в стране шапок-ушанок и балалаек – получай плохие переводы. Фильм закончился, я выключил ноутбук, глотнул пива, и вдруг меня осенило. Две тысячи двенадцатый год, вот та сила, которая заставит меня из Обломова переквалифицироваться в Штольцы. Вот вы сейчас ухмыляетесь, мол, вруны эти майя, никакого конца света не будет. А у меня, между прочим, день рождения 21 декабря, мне, знаете ли, как-то не до шуток. Как вы представляете себе такую картину?
