Холодно.
Развешано белое полотно
Снежного савана.
Дрожит брусчатый пол от ног
До основания самого.
Идёт народ по городу,
И город терпит
Эту спустившуюся с гор орду,
Заполонившую степи.
Метель
Играет комьями тел,
Бросает листовки хлопьями.
Ветер-благодетель влетел
И над спинами холопьими
Нагайкой поигрывает и хлещет,
Загоняет в палаты,
Полые пятна проплешин
Одевает в белые маскхалаты.
Хрустят под ногами сосулек гильзы
И в водосточных трубах где-то
Эхо левитановского трагизма
Зачитывает рефрены декрета:
«Снег – за шиворот!
По лицам – снег!
Снега – по самые щиколотки!
Не взыщи, народ,
Но тебе вовек
Не снять заколдованные колодки!
Будет поровну вас со снегом.
Позабудь, дружок, пруд с акацией.
Нынче шаг в сторону сочтётся побегом,
На месте прыжок – провокацией.
Вот такой налог
Установлен мной
На каждую рожу индевеющую.
До костей продрог —
Не скули, не ной,
А не то заморожу посильнее ещё!»
А народ, хоть бы хны,
Как об стену горох,
Заполняет собою улицу.
Для его страны
И мороз не плох,
И ветра пусть бьют по всему лицу.
Он захватчиков
Да налётчиков
Повидал, словно в пене вал,
Да на рачью кровь
Свою волчью кровь
Не продал, не обменивал.
Только кутался в шубы колкие
Да бурчал всё втихаря,
Да умению бить двустволками
Обучался на глухарях.
Так ему ли с мороза алчного
Не гулять, не петь?
Так ему ли порядка палочного
Рукоять терпеть?
У него такой развесёлый дух —
Зашатаешься.
Он рукой одной как завалит двух —
Не утаишься.
Сколько бить-коптить заливным ветрам,
Сколько вьюге ещё яриться —
Скоро солнцу всходить, да по всем дворам
Заиграет ключом водица.
Как остынут горе-диктаторы,
Свой просчёт поймут,
Так и снимут они, проклятые,
Холодов хомут.
Как ходили люди по городу,
Так и будут впредь
На природу родную гордую
Свысока смотреть,
Будут брызгать по лужам ботами,
Вдрызг разбитыми,
Будут небо коптить заботами
Незабытыми.