Когда-то давным-давно, в незапамятные ещё времена, мамы не умирали. Они жили рядом с нами всегда, всюду, где только могли сопровождая нас, целуя по ночам, когда мы засыпали, волнуясь за нас, когда мы собирались куда-либо далеко-далеко, отправляясь за нами следом, чего бы это им не стоило, чтобы только вовремя накормить, напоить или хотя бы просто утешить, успокоить нас, взять на себя наши печали, беды, болезни.
Но давно уже отошли те времена. И о том, как в один день пришла беда, от которой вряд ли когда-нибудь нам и нашим потомкам избавиться и повествует эта легенда, услышанная мною от мамы, которой в свою очередь рассказала об этом моя бабушка. Так и передаётся эта притча из уст в уста, из века в век, из глубин человеческой истории.
В некоем селении у одной женщины подрастала дочь. То ли от злой прихоти судьбы, то ли от особого характера её матери, бывшей одной из самых заботливых, самых нежных существ, которых когда-либо знал мир – ее дочь оказалась на редкость своенравной и капризной девочкой. И как только она ни жаловалась на свою долю, зачастую сваливая на мать все свои неудачи, капризы, обиды! Жизнь бедной женщины становилась сплошной пыткой по мере того, как подрастало, «набиралось ума-разума» её чадо. Ведь она не могла разлюбить, выставить за дверь её, впрочем, и девочка любила маму, но такой, видимо, она уродилась.
Как-то весной она гуляла с подружками на холмах, и там была так красиво и свежо, что девочка позабыла вовремя вернуться домой пообедать. Но мама сама появилась в кругу ее подруг, неся с собой в горшочке теплый обед. обернутый тканью, чтобы не остыл.
Дочь, хотя и была голодна, но страшно возмутилась приходу матери, закричала на нее на глазах у ровесниц: «Зачем ты пришла сюда? Кто тебя звал? Сидела бы уж дома!… – кипела изнутри девушка. – В кого это ты только такая? У других мамы как мамы. А ты всё ходишь и ходишь за мною».
И в самом деле, как и многим взбалмошным детям, ей временами казалось, вопреки общеизвестной поговорке, что ее мать проста и некрасива по сравнению с мамами своих подруг. На деле, конечно, все обстояло совсем наоборот: ее мама была прекраснейшей на свете женщиной, но ее переполняла любовь к девочке, из-за которой она выглядела в ее глазах простушкой.
Правда, её охватила острая жалость, когда женщина, тяжело вздохнув и сгорбившись, пошла обратно, по дороге вниз, петляющей в фисташковых зарослях, облепивших склон холма. Но если бы это чувство было хоть сколько-нибудь долговечным! Только мамы могут превращать чёрного воронёнка в белого и самого колючего ежа ласкать, приговаривая – «Мой мягонький»
В те времена она была чуть ли не единственной на свете, чья участь складывалась так печально. В остальных семьях царили мир и покой. Но известно всем, ничто не проходит бесследно, и если даже где-то плачет ребёнок, то вокруг содрогаются скалы. Вот почему это долго продолжаться не могло.
Однажды, особенно чем-то недовольная и озабоченная девушка накинулась на маму за то, что у неё такое старое платье, до каких это пор она будет ходить в лохмотьях и что ей неудобно перед людьми. Она совершенно забыла, что нарядов у неё самой куда больше, чем у кого-либо из подруг – на прошлой только неделе ей было куплено новенькое платье, должно быть на последние сбережения.
Мать ничего не ответила на эти жестокие слова, только болезненно сникла у очага. Давно уже её головушка разламывалась от всего этого, ее сердце раскалывалось на части, не способное ожесточиться, как это могут многие современные мамы, чтобы преподать капризному ребенку суровый урок.
«Ах, эти вздохи, вздохи… сплошной вздор» – проворчала девушка, выбегая на улицу, хотя на этот раз она не услышала ничего.
Вдоволь набегавшись и повеселившись с подругами, она вернулась под вечер и нашла дом опустевшим. Не было привычного ужина на дасторконе, не было привычных причитаний и приставаний с расспросами о здоровье, и так надоевших ей ласк. Девушка только повеселела при мысли, что хотя бы на день избавилась от всего этого. В том, что мама у кого-то из родственников, она не сомневалась.
Но её не было и завтра, и послезавтра…
На третий день смутное предчувствие чего-то неведомо страшно охватило девушку, разрасталась в её душе всё ближе и ближе к вечеру, ведь она прежде представить не могла, что может остаться одна-одинешенька в пустом мрачном доме. И тут, должно быть впервые, по-настоящему, ей хотелось видеть мать, быть окружённой её тревогами бесконечными ласками. Вместе с тем к ней пришло и сознание собственной огромной вины перед самым дорогим на свете человеком.
И она решила всю ночь молить небеса, а если надо то и остальные ночи, чтобы только они простили ей, непутёвой, ее прегрешенья перед матерью. То было время, когда небеса прислушивались к голосам страждущих, доносившихся снизу и отвечали им и исполняли их просьбы, даже если это были невозможные вещи.
Словно в подтверждение того, что молитва дошла до небес, во дворе ослепительно сверкнула молния, и загремел гром. Всю ночь простояла девушка во дворе, представляя разгоряченное своё лицо ливню, теплому, будто слёзы.
