Утро началось с того, что на озеро прилетел дракон. Вернее, дракониха, однако того дремучие селяне не поняли. Они вообще только до одного додумались – рвануть со всех ног так, чтобы только пятки сверкали. Но это образное выражение. Такие грязные ноги ничем сверкать не могут, а особливо совестью, ибо кому приятно на чумазые ноги смотреть?
Другое вот дело чудесные клыки драконихи. Они у неё были белые, ровные. Сразу на солнце блеснули здоровой эмалью, ни разу о доспехи наглых рыцарей не порченной. Чешуя шоколадного оттенка чешуйка к чешуйке, перламутром немного переливается. Крылья и вовсе мечта Икара. С такими бы он в небе не сгинул, букашка наземная!
И всё же речь не об Икаре, а о драконихе. То есть, обо мне. Я сделала красивый круг над озером и грациозно приземлилась на бережке. Затем шею изогнула так изящно, что любой лебедь обзавидовался бы, и на себя в водную гладь посмотрела.
Смотрю я на себя и думаю: «Красава! Да кому же это такая красавица и умница достанется?».
Отражение на этот вопрос ехидно оскалилось и алым глазом подмигнуло.
«А вот никому!» – решило оно.
Нет, конечно, любая порядочная дракониха должна за свою жизнь сделать три вещи: обустроить пещеру, высидеть яйцо и всем об этом похвастаться. Но у меня дальше первого пункта дело как-то не продвигалось. Да и с первым-то, если говорить честно, не лады были. И всё же это пустяки, мелочи житейские! Куда торопиться?
– А, вот ты где, негодница! – вдруг откуда ни возьмись матушка моя появилась. – Я тебя повсюду ищу, а ты сюда от меня спряталась. Надо же как далеко в людские края улетела.
– Не пряталась я никуда, – бессовестно солгала я и честными глазками заморгала.
– Раз не пряталась, – мстительно прищурила веки матушка, – то показывай давай свою пещеру.
– Может, не сегодня? – кисло предположила я.
– Сегодня.
А это уже батюшка. Всё. С ним спорить точно не выйдет. Так что я вздохнула и в небо поднялась, чтобы родителям путь к пещере своей показывать.
– У-у-у, – протянула матушка, увидев мои завалы. – Так от тебя любой мало‑мальски приличный дракон убежит.
– И чем это ещё так попахивает? – с подозрением принюхался батюшка.
Ох, это же я табачные листья вчера жгла, чтобы веселей уборкой заниматься было! И из-за них, собственно говоря, мне так весело стало, что вообще уборка не задалась.
…Неужели дым так и не выветрился?
– Чем пахнет? – округлила глаза я. – Ничего не чувствую.
Кончик хвоста батюшки нехорошо задёргался, но матушку он расстраивать не хотел. Та и так из-за бардака вовсю сокрушалась. Она долгое время причитала, что всё-то у меня не так, как у порядочных драконих, и даже вспомнила, что моё яйцо сразу ей по форме подозрительным показалось, но потом поутихла и в кой‑то веке хоть что-то дельное сказала:
– Вот что, дочка. Нельзя тебе пока замуж.
– О-о-о, – даже не нашлась я со словами от счастья.
– О чём ты, милая? Это же позор такой! Нашей дочке второй век пошёл, а всё одна летает, – не принял сказанного батюшка. От гнева у него из ноздрей огнём запыхало.
– Нет, нельзя, – упёрлась матушка. – Как ты не понимаешь? Ведь если она яйцо отложит, то это мне его с тобой на пару высиживать придётся!
От столь разумной мысли батюшка сразу присмирел, а я поддакнула:
– Да-да, я же такая безответственная.
– Вот именно, – недобро поглядела на меня матушка. – А безответственность твоя от того, что ты ответственной быть и не хочешь.
Уела.
– Надо с этим как-то бороться.
– Не надо с этим бороться! – тут же выпалила я, но сделала это очень зря.
– Ах, не надо? – взъелся батюшка. – Ты это слышала, мать? Она говорит, что не надо.
– Да как вы не понимаете! – жалобно воскликнула я. – Я же ещё молодая! Мне для себя пожить хочется! Какие мужья? Какие яйца?
Помните я там выше писала, что чего-то там зря сказала? Забудьте. Вот эти слова были зря произнесены! Матушка зашипела, чешую вздыбила, на меня пошла словно в атаку. Но кусаться не стала, а лишь проговорила:
– Так вот оно в чём дело. Не хочешь замуж, значит?
– Не хочу.
Оба моих родителя многозначительно переглянулись и улетели куда‑то. А я одна в своей пещере осталась. Сижу вся на измене. Чувствую, конкретно мне сейчас люлей отвесят. Типа, карма она такая, отрабатывать придётся. Ну, так оно и вышло. Пары часов не прошло, а возвращается мой батюшка и на пол в пещере что‑то из пасти сплёвывает.
– Вот, – говорит, – тебе домашнее животное.
Хм. Конкретный вопрос, одним словом выраженный, у меня-то на языке вертится, но нельзя же так непочтительно с родителем. А потому смирнёхонько сижу, хвост поджав, жду пояснений. Благо, ждать их недолго приходится.
– Раз замуж не хочешь, раз радовать меня с матерью не желаешь, то проходи традиционное испытание. Сумеешь семь лет у себя в пещере удержать зверя этого, так сама знаешь – одно твоё желание вся стая примет. Любое. А если это тебя не устраивает, так я завтра же договорюсь и тебя к кому в жёны пристрою. Надоело!
Ох, о традиции-то я, конечно, знала. Чай не вчера вылупилась. Но с людьми связываться это же себя не уважать. Они же такие… бе! Как тараканы. Повсюду ползают, вещи портят да, глупыши, себя шибко разумными считают. Однако и противиться отцу мне гордость не позволила. Я голову повыше подняла, лапой человека ухватила, к себе поближе пододвинула и говорю:
