– Вот, держи – мыло и веревка, – наглец в самом деле протягивает мне моток и скользкий огрызок.
– З-зачем? – делаю шаг назад, в сторону окна.
– Ну вот! Ты учишься мыслить в правильном направлении, – одобрительно кивает этот му-у-у…жчина. – Мой окно. Там что-то прилипло снаружи. Похоже на муху.
– Муху? Снаружи? Тут четырнадцать этажей!
– Карниз широкий.
– Я не удержу равновесие, – упираю руки в бока, надеясь выиграть этот раунд. – Пункт восемь дробь пять: «кроме случаев, угрожающих безопасности жизни».
– Внимательная какая… А веревка тебе на что?
– А на что она мне?
Он ласково обматывает меня тонким тросом, завязывает приличный такой узел и накрепко фиксирует свободный конец вокруг своего кулака.
– Я беру на себя ответственность за твою безопасность. Далеко не упадешь. Твоей жизни ничего не угрожает. Ненавижу грязь. Ненавижу мух. И неторопливых ассистенток тоже ненавижу.
Какой капризный мне попался рабовладелец! Про «торопливость» в контракте ничего не говорилось, так что я неспешно подхожу к окну. Робко выглядываю… Мда. Внизу снуют крошечные прохожие. Между мной и ими все еще четырнадцать этажей. Ничего с утра не изменилось.
Я что, правда собираюсь вылезти наружу и вымыть треклятое окно? Выдыхаю. Да, собираюсь. А что остается? Хватаюсь рукой за каблук туфли… И в последний момент слышу:
– Не снимай. В них твои ноги красивее.
Понимаю: пытаться ему объяснить, что красота ног никак не сказывается на эффективности мытья окон, – бессмысленно. Это полено пробьет разве что дедовский топор, и то – не факт.
Так что я просто приподнимаю над коленями юбку-карандаш (и какой черт меня дернул так вырядиться к зачету?) и влезаю на подоконник. Дрейк не стремится мне помочь. Позволяет все сделать самой. Лишь покачивает в воздухе связующим нас тросом, не отрывая зеленых глаз от зоны, где заканчивается ткань присборенной юбки.
Вооружившись влажной губкой, прилагавшейся к обмылку, и до белых костяшек вцепившись рукой в оконную раму, я делаю неуверенный шажок на карниз. Холода я не чувствую – тело стремительно разгоняет по венам адреналин.
– Смелее, мышонок, – прилетает хриплое вдогонку.
Главное, не смотреть вниз, так ведь? Разумеется, тут же смотрю.
Неужели эти крошечные пятна – живые люди? Все куда-то спешат, и ни у кого нет минуты, чтобы поднять голову и увидеть сумасшедшую девицу, попавшую в крайне шаткое положение. Равнодушная толпа, озабоченная своими проблемами.
Еще шаг в сторону, и карниз издает жалобный всхлип. Да, дорогой, мне тоже несладко. Терпи. Я тянусь губкой к черной точке, так смутившей требовательное начальство. Действительно, муха. И что она тут забыла среди зимы?
Окно утопает в мыльных разводах, муха плавно стекает вниз… Какой-нибудь тайский независимый кинорежиссер – тот, что получил золотую пальмочку в Каннах, – вполне мог бы снять про это артхаусную короткометражку. Непременно под классическую музыку…
Что-то идет не так.
Черт!
Каблуки разъезжаются на поверхности, вмиг ставшей скользкой. У меня нервно дергаются колени. Хочется заорать на весь проспект, чтобы эти крошечные пятна подняли свои головы, и хоть кто-то пришел меня спасти. Но голоса нет. Ужас забрал его, заморозив связки.
Дрейк резко дергает трос на себя, и я прилипаю к мокрому стеклу. Ноги дрожат, на языке одни ругательства. А он смотрит со скучающим любопытством в окно, к которому прилипла насквозь мокрая я. Как та самая муха, да. Прекрасно понимаю теперь ее ощущения.
Этот гад тем временем сосредоточенно прожигает две дырки в области декольте.
– Риэлтор прав – отсюда открывается прекрасный вид, – выдает, наконец, вызревшую мысль мой внезапный босс.
Да будь проклят тот день, когда я подписала чертов контракт! И восславься день сегодняшний, когда я заключила совсем иной договор, о котором этот му-у-у…жик и не подозревает.
Незадолго до событий, описанных в прологе
***
– Любишь стоять на коленях? Могу предложить тебе работу, – первое, что я услышала тем чертовым утром.
Произнесенное сухим, будничным, будто даже слегка раздраженным тоном, оно никак не вписывалось в мою картину мира. Уже хотя бы потому, что незнакомый тип, чей голос доносился сзади и свысока, обращался ко мне на ты.
Я медленно повернула голову, все еще опираясь на обе ладони. Колени ныли – падение на асфальт было болезненным. Сразу вспомнились детские годы, «казаки-разбойники» и мама, вооружившаяся ваткой с зеленкой. Каблуки при нынешнем состоянии обледенелых тротуаров – смертельное оружие, направленное против себя.
Но все неприятные ощущения вмиг заглушило приливом ярости. Мужик – изрядно небритый и лохматый – откровенно пялился на мои выпяченные «нижние девяносто».
– Мне не нужна работа, – прошипела в ответ и попыталась встать.
На помощь этого хама, упакованного в джинсы и серое пальто, рассчитывать не приходилось.
– Уверена? Уж очень вид у тебя занятный. А мне как раз нужна уборщица.
Вот тут я поперхнулась. Уборка? В смысле, полы мыть?
– А ты на какую вакансию рассчитывала? – угольная бровь графично выгнулась. – Квартира новая, пыли мало. Но уборщица нужна. Та, что меня устраивала на 80%, как сквозь землю провалилась. А я, как на зло, не выношу грязь.
