Небо заходится в дальних зарницах
***
Небо заходится в дальних зарницах.
Небо дождём растекается в лицах.
Небо нас учит грешить и молиться.
Небо, скажи, почему мы не птицы.
Город сливается с омутом смрада.
Город завидует участи сада.
Город – ловушка, капкан и засада.
Город, скажи, а кому это надо.
Поле, лужайка, опушка – поляна:
Летом – кислотна, весною – румяна,
Осенью – спела, зимою – хрустальна.
Поле, скажи, не в тебе ль наша тайна.
Ночь загорается тьмою густою.
Ночь забавляется тягой к застою.
Ночь не бывает ни злой, ни простою.
Ночь – это день, где тебя я не стою.
Ты – это в небе прощающем стая.
Ты – это город в плену горностая.
Ты – это поле, что гибнет, блистая.
Я – эта ночь величаво-пустая.
Я, та десница, где стонет синица.
Я, та страница, которая снится.
Я – колесо, в коем сломана спица.
Ты-то мой сон, только мне вот не спится…
От невозможности сгинуть иль слиться
Град повелел называться: Столица.
Ночи дыра, как раба ягодица,
Нам для любви непременно сгодится.
Мой давний сон, как тополь-переросток
***
Мой давний сон, как тополь-переросток,
Упёрся кроной в солнцезадый лёд:
То мягок он, а чаще всё же жёсток,
Тем к осознанью прошлого ведёт.
За ним бреду по камушкам забвенья,
По колкой травке мелочных обид:
Любовь, как тень в причудах отраженья —
То вспыхнет летом, то сквозь тьму дрожит.
И надо б повернуть туда, где в росах
Ты от меня со всех высот бежал,
Но старый клён вогнал корявый посох
В сухую твердь пчелиных знойных жал.
Заверещала память болью дикой,
Взрывая сон неузнанностью мест,
И, оплетая мысли куманикой,
На всём забвенья начертала крест.
***
Хозяева рождаются и мрут
От счастья пряников вкушать и палок.
Степной же неизменен изумруд,
Как неразменного рубля аналог.
Но будь ты раб, изгой иль господин,
Великолепен ли, невзрачен, жалок,
Пройдя по изумрудам городин,
Поймёшь: то был самой судьбы подарок.
Городина – Отгороженный кольями отсек в хлеву. (Термины российского архитектурного наследия. Плужников В. И., 1995) …Городить городину. Кар., Пск., Яросл. Шутл. Говорить вздор, чепуху, рассказывать небылицы. СРГК 1, 373; СПП 2001, 31; ЯОС 3, 100.
Привет, бессонница, с тобою
***
«Мышка бежала, хвостиком махнула…»
Сказка.
Привет, бессонница, с тобою
Мы столько споров проиграли:
И зимней полночью рябою,
И знойной тьмой на сеновале.
А сколько скачек мы продули,
Чужие пробуя перины,
Где совесть выводя под пули,
Луны делили мандарины?
И усмехнулась озорница,
Обдав туманом карамели:
«Ах, было бы о чём виниться!
Зато мы стольких отымели!»
Пристал юнец, как в зной голодный слепень
***
По мотивам: «Последняя страсть Клеопатры. Новый роман о Царице любви» Наталья Павловна Павлищева
Пристал юнец, как в зной голодный слепень,
Его встречать души ушла волна:
Не Цезарь вы, трибун Великолепень,
Но вами я, увы, увлечена.
На вашу страсть легли мои причуды,
Под ваш каприз – богатства многих стран:
Не Цезарь вы, но я вас не забуду,
Как, корабли сжиравший, океан.
Любовью к вам мои глаза бездонны,
Последний вздох ваш подарю садам:
Не Цезарь вы – бежали легионы,
И только я не брошу, не предам.
Когда цена за счастье: царский урей,
То каждый взгляд, то каждый жест – вина:
Не Цезарь вы – затишье перед бурей,
Где даже смерть и та божественна.
В веках заблудшая, Россия
***
Наталья Павлищева. 10 тысяч лет русской истории. От Потопа до Крещения Руси бесплатно
В веках заблудшая, Россия,
Забывшая, что звалось: Русью,
Услышь меня, я – твой мессия,
Прими, что за тебя молюсь я.
Открой в себе Гиперборею,
Томимую снегами злобы,
Очнись, не то я озверею,
Чтоб стать собою, мной стать чтобы.
Гони иль покорись варягу,
Восстань иль уподобься клину,
Тяни, покуда я прилягу,
Зови, пока совсем не сгину.
Сплотись, как некогда, как ныне,
Как никогда и как когда-то:
С поющей тишиной в помине
Пустые терема и хаты.
Скажи же: долго или кратко
Таить ты будешь за ухмылкой
Чужие веры и порядки
В своей дали прозрачно-мылкой?
И покатилось, как густая
Волшба пригорками о Волгу:
Пока века не наверстаю —
Наверно, миг, быть может, долго.
«Волхв, в древности – статус воина, который благодаря своей Силе Воли достиг высшего уровня морального и физического развития. Благодаря этому достижению человека, во времена Кельтской Империи звание Волхва передавалось даже по наследству (как мужчинам, так женщинам), в соответствии с клановым устройством этого древнейшего европейского общества. При этом, одного только родства с Волхвом было мало, ибо надлежащим должно было быть и воспитание (самим Волхвом). И естественно, современные самозванные «волхвы» не имеют ничего общего с Волхвами древности, кои завоёвывали своё признание не на бумаге или на шабашах, а в бою – показывая свою волшебную силу (смекалки, отваги и физического развития).
Слово Волхв тесно связано со словом Волшба, по причине того, что именно благодаря знаниям законов Волшбы волхв самосовершенствуется и влияет на течение событий. Общим же корнем для слов Волхв и Волшба является слово Воля. Термин Воля является и смысловым значением слова Волшба и отображает понятие – воплощения воли, творчества, волеизъявления в материальном эквиваленте.