Маленький помощник
Рената Роз
– Сам-то я в такие вещи не верю. Но ярославские коллеги отзывались о вас положительно.
Старший следователь Ершов пристально разглядывает меня, откинувшись на спинку стула. Он кажется совсем молодым, но только пока не посмотришь в глаза. Глаза выдают истинный возраст. Тот, который измеряется не количеством прожитых лет, а износом души.
– Тело обнаружили грибники.
Он выкладывает фотографии из папки. На обочине лесной дороги распростерто худенькое тело. Девочка лежит спиной кверху, лица не видно. Легкая куртка, синие джинсы, длинные каштановые волосы разметались вокруг головы. На других фотографиях – лицо и шея крупным планом. Не хочу на них смотреть, поднимаю взгляд.
Изображение двоится. У девочки, которую я вижу левым глазом, открытый взгляд и нежный румянец фарфоровой куклы. Ей тринадцать и она мертва.
Ершов быстро оглядывается через плечо, пытаясь понять, куда я уставилась. Люди часто реагируют так на мое косоглазие.
– Следствие зашло в тупик. Мы опросили всех: друзей, соседей, одноклассников. И не по одному разу. Ничего. Ни одной зацепки. Если это был не местный, нам его никогда не найти. Никаких признаков борьбы, сексуального насилия, крови, спермы – ничего, только след от веревки. Отследили все проезжавшие по трассе машины – по камере на заправке. Полгода работы – все псу под хвост.
– Почему она в одних носках?
Пожимает плечами.
– В таком виде ее обнаружили. Пропал еще рюкзак. Ничего ценного в нем не было, насколько нам известно.
На ногах у нее розовые кеды, за спиной – розовый же рюкзачок. Я вижу Диану такой, какой она была при жизни. Мёртвые ко мне милосердны. Вместо уродливой борозды на шее, которая хорошо различима на фото, серебристой змейкой вспыхивает тонкая цепочка с кулоном в форме изогнутого лепестка.
– А из украшений ничего не пропало?
Ершов недоуменно хмурится.
– Украшений на ней не было. Так мать сказала. Но толку от ее слов… Даже не заметила, что дочка исчезла – отмечала майские праздники. Мат-ть, что б ее…
Следователь зол. Ему хочется выразиться покрепче и закурить. Но он сдерживается, лишь мнёт нервными пальцами полупустую пачку.
– Мне нужно поговорить с подругами Дианы. У нее был парень?
Девочка прижимает палец к губам. Она ничего не скажет. Из этого я делаю вывод: она знает убийцу и не хочет, чтобы его нашли.
Снаружи меня встречает унылая слякотная осень. В воздухе разлита густая безысходность, она втекает в меня, как вода в легкие утопающего. Город раскрывает мне свои объятия. Наваливается, обхватывает – сначала лениво, но все теснее сжимая хватку.
Со времён моего детства здесь мало что изменилось. Разве что ухабы сделались глубже, да пустующих домов прибавилось. Разве что темные силы хозяйничают злее и нахальнее.
Убийства случались здесь и прежде, как без этого. Но это, последнее, было особенным, потому что казалось бессмысленным и необъяснимым, и еще потому что несколько месяцев следственных действий не вывели на убийцу и не принесли даже намека на возможный мотив. Оно породило волну слухов о свободно разгуливающем маньяке и вызвало шквал постов в соцсетях: перепуганных, визжащих, истерических, смакующих выдуманные подробности. Неудивительно, что к делу подключилась областная прокуратура. И неудивительно, что следователь цепляется за каждую соломинку, даже такую сомнительную, как я.
Город моего детства позвал меня, и я вернулась в худший из кошмаров.
Андрей – теперь уже бывший парень Дианы – угрюмый переросток, нескладный и худой, терзаемый зубастыми подростковыми демонами. И он совершенно не настроен на дружескую беседу.
Мать ушла, оставив нас наедине. Пискнула: «К тебе из газеты!» и выскользнула из комнаты сына с явным облегчением. Комната похожа на пещеру: тесная и темная, едва можно протиснуться между кроватью и компьютерным столом. На стенах – постеры с изображением рок-групп. Сплошная кожа и заклепки, длинные патлы и татуировки, и когда я смотрю на них, мне мерещатся клыки, разинутые пасти и красные зрачки.
– Значит, вы сидели здесь и слушали музыку. Потом она ушла. Просто так взяла и ушла? И не сказала, куда?
Мотает головой.
– И вы не ссорились?
Снова молчаливое отрицание.
– Скучаешь по ней?
Я бросаю пробный камень в стоячую воду. Смотрю на круги. Жду, что всплывет.
Впервые на его лице отражаются какие-то чувства, но он тут же отворачивается.
Я ощущаю исходящую от парня вибрацию. Он весь как натянутая струна. Под внешним безразличием скрывается буря эмоций. Горе, тоска, ярость – все перемешалось.
– Они сожрут тебя.
Слова вырываются непроизвольно, и я тут же жалею об этом.
– Чего?
– Забудь, – говорю я и встаю. – Спасибо, что уделил мне время.
Мальчишка провожает меня недоумевающим взглядом. Он явно решил, что у меня не все дома. Что ж, он прав.
Скоро начнет смеркаться, мне нужно спешить. Город почти целиком состоит из частного сектора, растянувшегося на много километров. Я бреду по ухабистым улицам мимо канав и покосившихся заборов, за которыми виднеются опустошённые огороды. Вот и окраина. Узкая дорога петляет вдоль железнодорожной насыпи. На этих кривых улочках оживает мое детство.
