Когда на Мурмане еще метет снегами, над Сингапуром – дожди, дожди, дожди. Сильные грозы беснуются над океаном. Вода с шумом омывает острые перья пальм-нипа; сочные китайские розы прячутся под листвою; мощные соцветия пурпурных рафлезий дрожат под энергичными струями.
Мутно все, и в желтых водах гавани колеблются огни грязных пароходов. Подвывая сиренами, мечутся за волноломами брандвахтенные миноносцы; усталые тральщики вытаскивают на простор коммуникаций свои громоздкие сети, – идет война под дождем.
А в номерах отеля воздух пропитан сыростью, гнилым камышом, крепким ромом; под потолком качаются опахала электроспанкеров, юрко бегают по стенам зелененькие ящерицы-гекконы. С большого парохода, зараженного чумой в доках Гонконга, сошел одинокий пассажир и надолго застрял в отеле.
Дожди, дожди, дожди…
Пассажиру было скучно. Изредка он спускался в бар, выпивал дешевой банановой водки и, вытирая пот, снова запирался в номере. Человеку было лет сорок; щуплый, с длинными тонкими руками; у него был крупный череп с развитыми лобными костями и большой орлиный нос. На правой руке он носил перчатку – узкую, как тиски для пыток.
Изо дня в день слуга входил в его номер и накалывал на гвоздик очередной счет – за прожитое и съеденное нелюдимым человеком с чумного парохода.
– Чит, сэр! – объявлял он.
«Читы» росли, а человек чего-то ждал, никуда не уезжая…
Вокруг буйствовала дикая природа, но его ничто уже не удивляло. За свою жизнь он успел повидать всякого. И зной тропического океана в безветрие, и скрежет полярных льдов за бортом шхуны – все было ему знакомо. Этот человек, застрявший без денег в Сингапуре, умел перекрывать целые моря минами и совершал по снежным пустыням такие путешествия на собаках, какие не снились даже клондайкским бродягам.
Теперь же он, скромный британский офицер, едет на фронт в Месопотамии, где – по слухам – еще держится русская армия, загнанная в пески пустынь чудовищным потрясением мира.
Но вот однажды возле отеля остановился блестящий от дождя открытый «кадиллак», и в холл быстро вошел командующий английскими войсками генерал Ридуайт:
– У вас остановился русский адмирал Колчак?..
Да, этим одиноким человеком был адмирал Колчак. Он улыбнулся Ридуайту, чуть оскалив зубы. Но лицо адмирала, бледное и потное, осталось при этом безразличным (особая улыбка – улыбка настоящего джентльмена).
– Когда я вижу англичанина, – сказал Колчак Ридуайту, – мне всегда кажется, что он явился специально, чтобы сделать для меня нечто приятное.
Ридуайт мельком глянул на наколку с «читами», которые трепетно шевелились под веянием спанкеров.
– И мы это сделаем, адмирал! – ответил он. – Англия высоко ценит ваши заслуги. Вам удалось свершить то, чего не мог сделать даже такой резвый бульдог, как наш адмирал Бити: вы вцепились в ляжку немецкого «Гебена» очень хорошо, и зубов уже не разжимали…
– Не совсем так, – возразил Колчак. – Большевики заставили меня разжать зубы. Мертвая хватка не удалась!
– Она удастся в другом, – утешил его Ридуайт. – На этот раз, адмирал, в ваше путешествие вмешалось авторитетное Интеллидженс департамент. Прочтите…
Телеграмма требовала возвращения Колчака в Пекин, где он был проездом, на пути из Америки.
Колчак был очень выдержанным человеком, но иногда он взрывался – дико, неуемно, буйно.
– Я не понимаю! – заорал он на Ридуайта. – Я адмирал великой России и был командующим громадного флота. Я не просил у англичан даже звания мичмана, чтобы командовать жалким британским тральщиком! И теперь, когда я истратил все свои деньги на место в скверной каюте до Бомбея, в дурном воздухе и в дурном обществе, – теперь вы меня, словно пешку, передвигаете по карте земного шара…
Ридуайт спокойно снял с наколки пачку «читов», надорвал ее – как уже оплаченную.
– Адмирал! Англия ценит ваше желание служить под флагом его величества, но под старым флагом России вы будете нужнее.
– Кому я обязан за это? Лордам вашего адмиралтейства?
– Князю Кудашеву, и адмиралтейство поддерживает в этом случае русского посла в Китае… Итак, адмирал, – Пекин!
…Перед русским посольством в Пекине – открытый глясис, словно перед фортом, чтобы из окон здания простреливать в глубину все улицы квартала. Князь Кудашев, еще царский посол в Пекине, смигнул с носа стеклышко монокля:
– О! Вот и вы, адмирал… Прошу!
Колчак цепкими пальцами взял из ящика сигару, злобно откусил кончик ее и сплюнул прямо на ковер.
– Вы что же думаете, посол? Со мною теперь можно делать все что угодно? Я уже был далеко от России…
Кудашев слегка улыбнулся. Аккуратные руки аристократа плавно опустились на стол.
– Александр Васильевич, этого требуют интересы родины.
– Но у меня теперь нет родины! И я давно примирился с этим.
– Ее надобно возродить… отсюда, с Востока, – маршем через Урал на Москву! Что вам далась эта Месопотамия? Да там уж вряд ли кто остался из русских. Все ведь разбежались, едва Ленин пришел к власти. А здесь, из окон моего посольства, разве не видятся вам башни Кремля?..
