Сидела мать у колыбели
Кровиночки своей родной,
Глаз не смыкая третьи сутки —
Ребёнок очень был больной.
Она боялась, так боялась,
Что он не сможет больше жить.
И сердце матери сжималось,
Она не знала, как ей быть.
Ребёнок мертвенно был бледным
И очень тяжело дышал.
Вдруг кто-то, явно не знакомый,
В дверь её дома постучал.
Вошла старуха, вся седая,
Дрожа от холода: «Пусти
Меня, будь добрая, погреться,
За беспокойство же прости».
В ту ночь морозно было очень,
И лютый ветер с ног сбивал,
В трубе он жалобно, тоскливо,
Страх нагоняя, завывал.
Бедняжка налила водицы,
Старухе нищей подала
(А та ребёнка уж качала).
Мать сына за руку взяла:
«Я не лишусь его, ведь правда?
Бог не оставит нас, скажи?»
Та головой лишь покачала
И проскрипела: «Не тужи
Ты о своём сыночке, слышишь?
Всё хорошо с ним будет, знай.
Я пригляжу за ним немного,
Ты ж отдохни». И «баю-бай»
Она запела еле слышно,
Качая тихо колыбель.
А мать забылась на минутку.
«Всё будет хорошо, поверь», —
Ей голос говорил какой-то…
Очнулась мать – старухи нет.
Ребёнка – тоже! В доме пусто.
Где сын её? Кто даст ответ?
Часы старинные лишь ходят,
Дошла до пола гиря – бум!
И вот часы остановились,
Лишь только слышен ветра шум.
Мать бедная туда – на волю,
