Потусторонний вой и новый удар в дверь заставили Алека вздрогнуть, закусить губу и крепче вцепиться в пояс матери.
– Не бойся, малыш. Не дай им почувствовать твой страх, я не позволю им коснуться тебя, слышишь? Ты слышишь меня, сын? Ты мне веришь? – голос матери звенел от напряжения. Подняв на неё взгляд, Алек столкнулся с золотом глаз бывшей инквизиторши и кивнул. Он не мог не верить ей, ведь мама никогда не обманывала.
– Молодец. Сделай глубокий вдох, теперь выдохни. Ещё раз. Вот так… Повторяй за мной. Я слуга Господа, мой щит – вера…
– … Моё оружие – огненный клинок, что развеет любую тьму. Моё сердце не знает страха и не ведает жалости к врагам Господним, – знакомые слова сейчас звучали так, словно принадлежали к другому миру, но заученно слетали с губ.
За дверью вдруг всё стихло. Исчез утробный рык твари, что прогрызала себе путь в закрытый святым словом дом. Затих крик и плач терзаемых чудовищами людей.
Мать замолчала, и Алек увидел, что из её рта вырывается пар.
– Мам? Что происходит, мам? – едва шевеля губами, произнёс мальчик и ощутил, как мать дернулась под его руками.
– Отпусти меня и отойди за спину. Что бы ни случилось, не выходи из дома и помни, я люблю тебя, Александэр. Так же сильно, как любила твоего отца, и буду любить всегда.
– Мам? – ощущение неправильности происходящего усиливалось тем сильнее, чем увереннее Алека отодвигала женская рука. Оказавшись у матери за спиной, он впервые увидел, что она ранена. Кираса, вспоротая жутким ударом от левой лопатки до пояса, проржавела и покрылась чёрными пятнами. Стёганка разорвана и пропитана кровью, из синей став бурой, под цвет запёкшимся ранам, что милостью Господней мать смогла исцелить, пусть и не до конца.
– Мам…
Благословенным золотом вспыхнул появившийся треугольный щит на руке. Языки пламени пробежали по мечу, что бывший инквизитор сжимала в правой руке всё это время.
– Повторяй за мной! Я слуга Господень, мой щит – вера, моё оружие – огненный клинок…
И Алек повторял, как зачарованный. Даже тогда, когда дверь дома вдруг покрылась зелёной плесенью, прогнила в один миг насквозь и развалилась на труху. Тогда, когда объятая светом женская фигура смело шагнула навстречу ринувшейся через порог тьме, закрывая за собой проём тонкой золотой завесой. Алек повторял слова молитвы, смотря через порог, как перед домом мать, отбив первую атаку, прикрылась щитом от ветвящейся молнии, выкрикнула святое слово и пустила перед собой волну огня, что разбилась о вставшую стеной темноту. Твердил её сквозь слёзы, глядя на то, как новая молния пробила щит и отбросила мать к самому порогу. Кричал святые слова так, что засаднило горло, сжимая кулаки и смотря как явился из ночи враг. Мужчина, в шитых серебром чёрных одеждах, соткал из воздуха меч с клинком из самого мрака и пронзил им насквозь переставшую сиять мать.
Алек замолчал только тогда, когда встретился взглядом с золотом её глаз, что всё ещё пылали остатками божественной силы.
– Я люблю тебя, – прозвучало в оглушающей тишине. Мать тихо вздохнула, когда чёрный клинок провернулся в её ране, и уронила голову на порог, закрыв глаза уже навсегда. Мужчина удовлетворённо хмыкнул и с интересом посмотрел на Алека, потом протянул ладонь к барьеру и тут же отдёрнул, оскалив в болезненной гримасе нечеловеческие клыки.
