Мне хотелось убивать. Постоянно.
Я жил этой потребностью. Просыпался по утрам и решал, кто будет первым. Засыпал и мечтал о новом дне, когда уже смогу разорвать чью-то глотку.
Всегда чувствовал нужду в этом. С самого раннего детства. После того, как мне с моим братом пришлось наблюдать за тем, что делает наш отец, когда мне было десять, тогда я решил принять эту сторону и стал его любимчиком. Но он не знал, что делая это с людьми, я всегда представлял его.
Сжигал дотла. Он. Отрезал конечности. Он. Снимал скальп. Только он.
Винченцо любил мою жестокость, когда она оживала по его приказам. Но когда я делал это по своему желанию, принося проблемы в Ндрангету, он был готов убить своего младшего сына.
Я был верен синдикату. Не отцу, а месту. И всегда буду принадлежать ему, олицетворяя нескончаемую ярость, которую мы можем принести в жизни людей, живущих не по нашим правилам.
С годами я становился всё более неуправляем и отцу это не нравилось. Тогда он нашёл решения своей проблемы, увидев рядом с кем, я не терял голову от жажды крови. И отец попал прямо в точку.
Я наблюдал за человеком через стекло. Его тело привязанное верёвками к столу, не двигалось. Он даже не пытался спастись. Сегодня он не выйдет отсюда живым и мужчина прекрасно понимал это. Знал кто я и что делаю с людьми, пытавшимися нарушать наши законы.
Инструменты были готовы и лежали на соседнем столе, ожидая, когда я уже наконец притронусь к ним и выпущу наружу Исполнителя. Кожа под черными кожаными перчатками слегка вспотела от предвкушения, пока я наслаждался криками мужчины за стеклом.
Мне становилось смешно, когда я пытался осознать, что люди и, правда, думали, что их вопли спасут их. Что кто-то придёт и спасёт их жалкие задницы. Бывали исключения, но в большинстве случаев это была лишняя трата энергии. Если ты не пытаешься спасти себя сам, никто никогда не попытается спасти тебя. А чтобы спастись от меня, ему нужно было не идти в полицию несколько дней назад. Теперь жизнь покинет его тело с помощью моих рук и никак иначе.
Лёгкая вибрация у бедра привлекла моё внимание. Я засунул руку в карман своих классических черных брюк и достал оттуда телефон. Тяжело вздохнул и взял трубку:
– Да, – ответил я, зажимая рукой ухо так, чтобы крики наполняемые пространство дали мне услышать собеседника.
– Мне нужно, чтобы ты приехал в офис. Появилось неотложное дело, – быстро проговорил отец.
Разве сведение счётов с крысой, пытавшейся сдать нас полиции, не является срочным делом?
Я хотел разделываться с ублюдком медленно, впитывая его мольбы и наслаждаясь каждой минутой проведенной в подвале. Но, видимо, у отца были другие планы.
Я раздражённо втянул воздух.
– Я даю тебе тридцать минут, Кристиан. Не больше, – прорычав, мужчина бросил трубку.
Я засунул телефон обратно в карман и посмотрел через стекло, снимая перчатки. Меня встретил озадаченный взгляд одного из наших солдат. Может он подумал, что я оставлю его умирать здесь от обезвоживания, но это было слишком мягко для меня. Я вернусь, как только выполню поручение Винченцо.
Ночь будет длинной.
***
Спустя двадцать три минуты я уже заходил в лифт здания, принадлежавшего моей семье, и сжимал кулаки, пытаясь справиться с агонией, протекавшей по венам внутри. В моей голове крутились образы того, чем я буду заниматься всю сегодняшнюю ночь. Ублюдку не повезло, ведь если бы отец не попросил меня приехать сюда и бросить его, он бы уже находился при смерти. Теперь же я опробую на нём всё, что только знал, и время, проведенное в моём ожидании, будет не слаще.