Он был сексуально озабочен. Он чисто по-французски обхаживал каждую ножку табурета, скуля и подвизгивая, когда был обойден вниманием и лаской. Но такое случалось редко – за неделю пребывания в доме у Александры Биби привык не только к новым в его рационе творогу и морковке, но и к тому, что обе женщины – одна, знакомая ему, и другая, постарше и построже, с которой старалась не спорить даже Александра, – суетились вокруг него и старались исполнить его желания. Впрочем, многие из них ему самому были до сегодняшнего дня неизвестны. Вот, например, его выводили гулять. И это совершенно особенное разделение дня на до-гуляния и после он постигал впервые. Там, дома, вернее, то, что он раньше считал домом, все выглядело гораздо проще: проснулся, обрадовался наступлению нового дня – и вперед, к свету, на волю. Дверь всегда открыта, сад в его распоряжении, да и компания подобралась неплохая: он стал третьей собакой в семействе. И Биби скатывался кубарем по лестнице, чтобы в нескончаемом счастье с утренним лаем помчаться по двору, распугивая на своем пути кур, всклехтывающих в разные стороны…
Из памяти очень быстро стерлись первые месяцы после рождения, случайный, как он думал когда-то, визит в зоомагазин, откуда его и привезли в тот самый дом с садом. Он, конечно, не знал, что стоил 500 евро и что покупка его стала огромным событием в скромной бюджетной жизни семьи. И еще он даже не догадывался, что похож на мохнатого игрушечного медвежонка. А ведь именно этим Биби завоевал сердце и кошелек дамы, которая, увидев его удивленную лохматую мордочку в окне магазина, остановилась, а потом послала сына его немедленно купить. Белый тибетский терьер – это не шутки! Но ничего этого Биби не дано было ни помнить, ни понять. Он был собакой, для которой каждый день наполнен самыми радостными открытиями и глубокими, но короткими переживаниями.
Он научился, видимо, благодаря каким-то глубинным генетическим воспоминаниям, терпеливо ждать, когда строгая женщина или сама Александра достанет поводок и скажет заветное слово «гулять». Звуки эти женщины произносили тоже как-то по-другому, иначе, чем его прошлая хозяйка. Вернее, Александра все же пыталась ей подражать вначале и говорила ему уже понятные слова: «Allez! Reste içi! Voilà, manges!» Но потом все изменилось, и самые важные слова ему стали близки на другом языке. Впрочем, какая разница: было бы дело, а как назвать – вопрос десятый. Да и эти странно шипящие звуки, с которыми его гладили, почесывая между ушами, давали еду и доставали любимый поводок, были такими нежными, такими волнующими…
Он был воспитанным щенком. В свои неполные 9 месяцев его врожденный такт, воспитанный в его предках обитателями тибетских монастырей, не позволял капризничать, даже когда эти две женщины мыли ему лапы после каждого прихода с улицы. Там, дома, он и не знал, что бывает такое. А тут мало того, что он привык за эти дни к процедуре мытья, так сейчас он еще и терпеливо ждал, когда после этой процедуры на него подуют теплым ветром. Тогда шерсть на лапах быстро высыхала и становилась белой, а не сероватой и свалявшейся.
Суровую женщину постарше, которая откликалась на кличку «Мама», Александра тоже слушалась, хотя и спорила с ней часто и громко. Но его это не касалось. Он не спорил ни с одной, ни с другой.
В первые дни на новом месте Биби пытался понять, почему попал сюда и как это должно отразиться на его образе жизни. Буквально сразу ему стало понятно, что на рационе питания эта перемена отразилась самым что ни на есть наилучшим образом. Новые вкусовые ощущения открывали дверь в удивительный и яркий мир. Он понял, что заветный мешок с собачьей едой, который передали в руки Александры вместе с ним самим, не единственный источник насыщения и удовольствия. Мешок, конечно, был тяжелый, он видел, что Александре тяжело идти и с ним на поводке, и с этими пакетами… Но что он мог сделать! Покупные «крокеты» раньше были его единственной едой. Еще он пробовал такие белые полоски, которые назывались макаронами, или пастой, но их давали, в основном, другим собакам, уже взрослым. Те готовы были молниеносно опустошить миску с любой едой – что собачьей, что человечьей. Биби не мог за ними поспевать, что уж тут… Его хозяйка – настоящая хозяйка – была прекрасной и доброй женщиной. Он был в этом убежден и даже скучал немного по ее голосу и рукам. Но столько заботы именно о нем, сколько он увидел в городской квартире со всеми ее минусами по сравнению с частным домом, он не знал раньше.
Хозяйка вместе с хозяином складывали какие-то сумки в багажник машины, когда его передали в руки Александры. Он удивился. До этого хозяина не было неделю дома. Если бы Биби знал, что существует такое святое понятие как отпуск! Если бы он мог понять, что, если после недолгого отсутствия, люди возвращаются с чуть более темным цветом кожи, чем раньше, он бы догадался, что хозяин ездил на море. И ездил он с Александрой, у которой тоже изменился цвет шкурки. Она выглядела радостно-возбужденной и довольной.
