Год 7258-ой от сотворения мира
Глава 1
Дед Макар стоял перед образами и тщился настроиться на молитвенный лад. Он только что совершил семипоклонный начал и должен был перейти к молитве, но мысль его блуждала где-то далеко. С самого утра на душе у Макара было неспокойно: работа не спорилась, голова шла кругом, а язык так особачился, что за день не по разу досталось всем домашним.
Макар принялся устало перебирать в голове, что могло пойти худом: по хозяйству все сроблено; жена давно почивает, вот слышен ее мерный храп; ребятня засиделась на вечёрках – так это не диво; дочурки накормлены, поцелованы и спать отправлены – все ладно. Только вот старшая дочь, Малашка, уж который день ходит, как туча. Да что с молодой девки взять? Поди, забила себе в башку не весть что, вот и хмурится – на то она и девка.
Старик со вздохом перекрестился на иконы, задул свечу и прислушался. Над Ирюмом зачиналась крепкая январская ночь. Собака давно притихла, лунный свет пробивался сквозь подернутое морозным узором окно горницы, от печи по избе разбредалось уютное тепло. Макар осторожно перешел на женскую половину дома, отдернул занавеску и заглянул к дочерям: девки спали в обнимку, разбросав на белом белье пышные волосы. Малашка прижала к себе младшую сестру, как любимую куклу, и чуть разомкнула губы, обнажив жемчужные зубы. Золотые волосы Малаши струились, как колосья пшеницы; лоб подпирали смоляные брови; чуть вздернутый носик придавал бы лицу кроткое и вопросительное выражение, если бы не бездонные синие глаза, сейчас скрытые за усталыми веками.
Макар в очередной раз подивился красоте Малашки: пошто Господь послал такое сокровище и как его сберечь? Видать, то испытание Божие – ангельскую чистоту сохранить и передать в добрые руки. Да разве по нашему Ирюму найдешь достойного мужика? Куда там. Такую царевну надо за князя выдавать, не меньше. С её-то ручонками только к мужу ласкаться, а не в поле спину корячить. Макар уж давно сговорился: Малашка поедет в Тюмень за купецкого сына и за богатый калым. Не на шиш же такое сокровище менять. Ирюмские девки завсегда по Сибири ценились – заядлые на веру, да на хозяйство – а уж Малашка еще и ликом ангельским отмечена. Такую красоту соседям отдавать – только грех один выйдет.
С отеческими думами Макар подошел к окну, не запертому ставнями, подышал на брюшину, аккуратно потер ее мозолистой ладонью и посмотрел на двор. Снег блестел и переливался драгоценными каменьями под лунным светом, собака по кличке Татарин от холода забилась в конуру и спрятала морду под хвост, коровушка Марта топталась в конюшне, потирая бока о бревна. Деревня спала, готовясь встретить новый день. Макар вновь вздохнул, почесал седую голову и полез на любимую печь. Развалившись на теплых кирпичах, старик потянул на себя лоскутное одеяло, шитое заботливой рукой жены, и провалился в сон.
В это время по улице неспешно брел молодой плечистый мужик, скособочив на затылок меховую шапку. Напротив избы Макара он остановился, посмотрел по сторонам, достал из-за пазухи мясистую свиную кость и подошел к воротам. Старый Татарин запоздало зазвенел цепью и высунул морду на мороз, принюхиваясь. Тут же перед его носом в снег упала жирная кость, и пес от неожиданности взвизгнул. Нос ясно чувствовал запах чужака, совсем близкого. Но кость лежала еще ближе и Татарин, забыв себя, хозяина и пёсий долг, жадно вцепился в нее голодными зубами. Чужак, услышав, как заработали челюсти собаки, довольно ухмыльнулся и погладил себя по могучей груди. Пока все шло по плану, и сегодня он, Демьян, заберет первую ирюмскую красавицу Малашку убёгом и сделает её своей женой.
Демьян снова вернулся на дорогу, махнул кому-то вдалеке шапкой и стал ждать. Вскоре из темноты показалась пестрая кобыла, запряженная в сани, где сидели два мужика – старшие братья Демьяна. Поравнявшись с домом Макара они спешились и, не сговариваясь, вытащили из-под сена веревку, один конец которой был прочно привязан к полозьям саней, а другой завершался железным крюком. Лошадь перетаптывалась на морозе и скрипела хомутом. Демьян ухватил веревку и подошел к центральному окошку дома. Осмотрев запертые ставни, он пробормотал Исусову молитву, перекрестился и сдернул ржавый крючок, державший ставни. Затем он неспешно отворил створки и снова прислушался. Ночная тишина резала слух: слышно было лишь, как бешено стучит о ребра сердце. Демьян неприятно изумился своей несмелости, перехватил покрепче крюк и проткнул острым концом брюшину окна, зацепившись за раму. Потом он прыгнул в сани к братьям, схватил нагайку и от души стеганул по крупу кобылы. Лошадь встала на дыбы, ударила копытами в снег и понесла. Через мгновенье веревка выпрямилась в тетиву, крюк вцепился в сосновую раму окна и вырвал его с мясом.
Сердце Макара ёкнуло. Он вскочил на печи, ударившись головой об потолок. Грохот вырванного окна, лай озверевшей собаки, топот копыт – разом обрушились на старика. Трясущимися руками он отбросил одеяло, сорвал занавеску и полез с печи, расбросав по полу сушившиеся на печи валенки. Ноги не слушались Макара, и он, споткнувшись о порог, вывалился в светлицу. В этот момент его старшая дочь – красавица Малашка – нырнула через развороченное окно в черную зимнюю ночь.
