Интерпретации неба.
Вот бабушка у окошка.
Поджаты губы. Скупы движенья, речи.
Что счастье?
В подоле нести картошку,
Забыв про раны, что плетью нанес объездчик.
Вот небо второе.
У рамы мама.
Устала. Ночная смена, вязанье шали,
А счастье –
в тот день твой отец ни грамма
не пил, и мы люльку вдвоем качали.
Что с небом третьим?
У скольких окон
Разбить все стекла, чтоб ввысь ворваться?
Чтоб небо прозрачное, а не синий кокон!
Чтоб настоящее, без интерпретаций!
Ведь там высота
и дышится много! Легче!
И сердце заходится от яркости панорамы!
Но окна закрыты…
И снова бежит объездчик,
взвивается плеть,
и люльку качает мама.
2016 г.
мир
В этой капле – мой мир,
он немного иной.
Без натянутых лир,
и с разбитой луной.
Нет земных полюсов,
водолеев, стрельцов,
нет чужих голосов,
самок или самцов.
Просто белая ось
в бирюзовых глазах,
чтобы легче жилось
небесам в небесах.
Где истерта в песок
родовая тамга,
и тропу из-под ног
развели берега.
Здесь не свитый клубок
нитей детского сна,
и мой маленький Б-г
в этой капле… вина.
2002 г.
"Извините, я вновь опоздал -
задержался на пробках сомнения,
Да и Вас не так сразу узнал
в легком платьице вдохновения…"
Она тихо сказала: "Нет-нет,
Вы, наверное, ошибаетесь,
я ненайдена тысячу лет,
А со мною Вы просто сломаетесь…"
"…Да, Вы правы, я нынче другой,
С моим опытом и наитием…"
…Так беседовали под Луной
Старый физик и чье-то открытие…
2002 г.
Воля ли ветер по срезанным нитям,
горстями бусин заброшенных в сор?
Или шаги – за порог, за обитель,
всё напролом и наперекор?
Сила ли слово в молитвенном круге,
жилка проросшая на стороне?
Может, в движении: тянутся руки
к стылому озеру, что на луне?
Разум ли клетка с распахнутой дверцей?
На обескрыленных мыслях – игла?
И пустота где-то слева, где сердце?
Разум когда за спиною зола?
Голос ли песня с напевом забытым,
звуком змеящимся, вжатым в песок?
… Это – беспамятство обручем свитым,
Кожей верблюжьею давит висок…
И нет тебя… И, кажется, застыла
еще одна дождинка сентября.
Ты на небе, как прежде, белокрылый,
к тому же свету тянешься. А я
Рисую стены, комнаты и двери
простым графитом ровно, от руки,
как самый одержимый подмастерье
выпиливаю окна, сквозняки.
И всё попарно – ложки, занавески -
двойное счастье под единый кров.
Раскрашу пол и вымету обрезки
твоих маршрутных лент из облаков.
Вдруг по подолу краска разольется,
взметнется сажей с черного пера,
наступит утро, нет – затменье солнца,
услышишь звук, нет – отзвуки «вчера».
Твой стылый след уже за чердаками…
Вдоль сентября в районе «нет-и-да»
меняю дом из одиночных камер
на площадь в небе.
Срочно.
Навсегда.
Жизнь моя слюдой взялась
такой тонкою,
и не глина и не грязь
Пред солонкою.
Лабиринты и ходы
стеной закончены,
И подарены плоды
Всё с червоточиной.
Стала чаще называть
тычинку – пестиком,
Нитью рваной вышивать,
да больше крестиком.
Жизнь кукушкиным пером
вниз улетевшая,
Разрыдаюсь за столом,
Повзрослевшая…
2001 г
Вам двадцать два, а Вы – уже не Моцарт.
Скрипичный ключ не с Вашего замка.
Соломенное сердце разобьется
под куполами венского звонка.
Вы – нищий теоретик, нищий практик,
на радиусе первого кольца.
И посреди ахматовских галактик
не Ваша отрифмуется пыльца…
1998 г.
Ни к чему все слова и прочее,
снова буквы жеманно топчутся.
Вот теперь самозванка – дочерь я,
за сквозными дверями Творчества!
И душа в робкой рифме взбитая,
разливается в формы – клетками.
Не затем, чтобы стать знаменитою,-
чтоб не сеялась однолеткою.
А у входа всё лиростаратели
Принимают породу темную
из руки поэтической Матери,
чтоб родными стать – не приёмными.
И кричат так упорно в уши мне,
что дутары восточных мальчиков:
«Ты лекарство Ее наружное,
Как аптечная мать-и-мачеха»…
Я смолчу, как и прежде, кроткая.
Отчего – то дождаться хочется
когда вновь за перегородкой
мне рукою помашет Творчество.
2002 г.
Опалите мне крылья белые
искрой, кровью на грязный снег.
Оказалось, что я – не смелая,
не по силам небесный бег.
Обласкайте усохшей вербою,
ржавой гладью срезая цвет,
Отстрадается песней первою –
без припева, в один куплет.
Зарубцуется липкой кожею,
потемнеет в глазах небосклон,
Незаметною стану прохожею,
серой линией в серый сон.
Полуптицею ли полукоброй
не по мне в подземельях тлеть,
Просто дайте мне, люди добрые,
рядом с облаком полететь.
1997 г.
Сквозь хрустальный шар июльских снов,
на прозрачном дне моих созвездий,
бесконечность розовых слонов
начинает ритуал возмездий.
Давят в стеклах мысленную муть,
утопая в луже пенной злости,
до одышки в розовую грудь,
до ушибов во слоновой кости.
Горы бивней, отпечатки фраз,
серой массой в нереальной битве…
Теплый ливень за окном не раз
заглушал беззвучные молитвы…
Опустел хрустальный шарик снов,
затуманен день чужих созвездий,
Бесконечность розовых слонов
Завершает ритуал возмездий.
В душе каждой женщины
горит сорок свечей.
(казахская мудрость)
Мне руками грешников
не найти в глуши
сорока подсвечников
для твоей души.
Чтобы цветом медным -
в бледную тюрьму,
чтоб лучом победным
прорезали тьму!
Черноты чеканкою,
нотами ночей
нарекут служанкою
у прислуг – свечей.
Будут стопы гладкие
бархатом ласкать,
слезы горько- сладкие
воском величать!
Назовут безбожницей,
да поможет черт!
