Читать онлайн полностью бесплатно Аля Кудряшева - Иногда корабли

Иногда корабли

Аля Кудряшева (Хайтлина) – поэт из Санкт-Петербурга, двукратный победитель конкурса «ПОЭТому» и лауреат премии «Новые имена». Известна в сети под ником «IZUBR» («Изюбрь»)

Книга издана в 2014 году.

Последний звонок

Тем, кто ещё пока не может это прочитать

Посмотри на часы, видишь, стрелки горят в темноте
И крадутся легко, осторожно, по кругу, по следу:
Часовая шарахнется вправо, минутная слева
Нагоняет её, то есть тень помещается в тень.
«…»
Много ветра и много горячего дерева,
Первый час из последнего летнего дня.
Если стоит сегодня на что-то надеяться,
То на то, что мне будет не жалко меня.
Луч фонарика вязнет в потёках смородины,
Повисает на ветках, в паучьей сети.
Я не знаю пока что, что будет не пройдено,
Но я очень боюсь никогда не пройти.
Что-то ходит вокруг, невозможно печальное,
Луч фонарика ярко ложится на бинт.
Я люблю тебя медленно и с опечатками,
Потому что я плохо умею любить.
Если вспомнить – река покрывалась мурашками,
А потом уходила в лесок за спиной.
Если что-то случится – пусть будет нестрашное,
Я боюсь, когда страшное рядом со мной.
Если вспомнить – сентябрь. Невозможный и ласковый.
Взял – и бросил, как в прорубь, – не бойся, живи.
Вот на мне повисает пучок первоклассников,
Им не страшно со мной говорить о любви.
Я учусь у них счастью, учусь у них честности,
Так нечестно меняя на буквы любовь.
А они демонстрируют юные челюсти
В тёмных дырках от старых ненужных зубов.
Кем ты станешь потом? Я хочу воспитателем.
Я хочу балериной. Хочу моряком.
Вы не станете, вы уже стали – спасатели —
Непоследним пайком, предпоследним звонком.
Я хочу в туалет. Я хочу быть как бабушка.
Я хочу до звонка рисовать на доске.
Это что? Это лошадь? Да нет, это бабочка!
Точно, бабочка! Ты уже дружишь? А с кем?
И хватаешь как солнышко, как подношение,
Как единственный пропуск, как пряник и кнут,
Для неё – семилетней – лишь я утешение,
На ближайшие пять с половиной минут.
Вы не станете, вы уже стали – ваятели.
Грязным пальцем и бусинками на груди.
Я тебя ненавижу.
Люблю тебя.
Я тебя.
Что писать?
Можно мне в туалет?
Ну, иди.
Мне не страшно представить всех ведьм, даже с мётлами.
Мне почти что не страшно стоять на краю.
Я читала безумное, злобное, мёртвое.
Я держала в руках безысходность свою.
Говорила с несмогшими, даже с не ставшими,
Не боюсь нелюбви, тошноты, темноты,
Только самое страшное – самое страшное —
По косой, меж линеек: «Хочу быть, как ты».
Не хоти, подрасти, передумай, куда же ты.
В тесной вазе лениво томятся цветы,
Это лето почти что до капельки дожито,
Капля лета убьёт… Это лошадь? Нет, ты!
Это просто цветы, это стало традицией.
Дома будет покой, тишина и кровать,
Это я убиваю тебя эрудицией,
Потому что я плохо могу убивать.
Много ветра и много горячего дерева.
«Жи» и «ши» напиши обязательно с «и».
Вот я стала учителем, что я наделала.
Вот тебе моё счастье, не бойся, носи,
Притворяйся, как я, что ты сила, что ты сейчас переделаешь всё.
Что все выси – тебе.
Мы когда-нибудь встретимся – дней через тысячу.
И боюсь, что опять, как всегда, в сентябре.
Беспокойные чёлки, над бровью две родинки,
На коленках белёсо сияют бинты.
На последний урок мы приносим смородину,
В мягких ягодах вязнут щербатые рты.
Мне нельзя молоко.
У меня есть два братика.
Я хочу в туалет.
Я хочу моряком.
Без линейки, смотри, я рисую квадратики.
Можно я – через год – тоже буду звонком?
«…»
То есть тень помещается в тень. Что-то будет, да чёрт бы с ним,
Будет долго и счастливо, как там бывает всегда.
Луч фонарика медленно, нежно ползёт за автобусом.
Это лошадь? Да нет, это бабочка, бабочка, да.

Про языки

Она всю ночь училась своим наукам, каким-то нанайцам, а может быть, финно —
уграм. Или другим неведомым языкам. Раз в две недели он входит к ней рано
утром, стараясь не разбудить ни единым звуком, стараясь не отражаться среди
зеркал. Солнце забралось в ее золотую прядь. Первый столичный поезд приходит
в пять.
А первая электричка приходит в шесть. Она сопит в две дырочки, нос в подушку.
Он напевает, стоит под горячим душем. Хозяйский кот испуганно дыбит шерсть.
Она все спит. Так просто спокойно быть с ней рядом, сны ее рассмотреть цветные.
Он научился уже приносить цветы ей, но плохо пока умеет их подарить.
А солнце светит во всю неземную прыть. На стенке тень от листьев сквозит резная.
Она себя не любит – он это знает и тем еще смешнее ее любить. И убеждать ее,
и боготворить, носить на руках по улице – всё без толку. Она работает смайликом
в гуглтолке – по крайней мере, любит так говорить. Она всегда говорит
и немножко врет, его называет то мужем, то вовсе братом, то клятвы дает на сотни
веков вперёд. Да ну ее, Боже мой, кто ее разберет. А кто разберет – не соберет
обратно.
Он входит в комнату, небо бьет синевой. Находит ее часы под каким-то стулом.
Усталость стекает по гладко выбритым скулам. Он знает, что она уж давно
проснулась и просто смотрит цветные сны про него. Сердитый кот когтями диван
дерёт, глядит на него глазами цвета металлик. Она спросонья щеки ладошкой трёт.
Он улыбается: «Кто тебя разберет…»
И прячет в карман тихонько пару деталек.
Сто дней, сто ночей,
Плачет город – он ничей,
знаешь, жизни несчастливых
сходятся до мелочей.
Сейчас два часа тридцать восемь минут. Сейчас я сажусь за стол, беру карандаш
и пишу тебе то, чего от меня не ждут. А если ждут, ты когда-нибудь передашь.
Море плясало и дождь над ним причитал. Я этого не писала. Ты этого не читал.


Ваши рекомендации