Доротея ошибалась, полагая, что встретит Марту в парке.
Последний разговор с Арманом девушку изрядно смутил, но и прибавил храбрости. Торопясь в библиотеку на розыски, она, смущаясь собственных дерзких замыслов, думала: а что, если и впрямь почитать вместе с Жилем полезные книжки, как, например, читали вместе «Этикет»? В самом деле, для неё, глупышки, в сочинениях господина Бокачи… как-его-там… наверняка найдётся много непонятных мест, требующих разъяснений. Придётся его светлости постараться, ибо не факт (это умное слово она недавно услышала от секретаря и запомнила), не факт, что так уж сразу Марта всё поймёт…
Но Жильберт нигде не находился – ни в библиотеке, ни в кабинете, куда она так и не решилась пройти, а лишь робко сунулась в дверь, глянула на тонущий в сумраке необъятный письменный стол и попятилась.
Неужели до сих пор не приехал?
– Никак нет, госпожа Анна, – почтительно сообщил Андреа, помощник мажордома, дежуривший у парадных дверей. – Как с утра в суд отбыли, так до сих пор и не вернулись. И никого не присылали с известием, чтобы ждать; видать, накопилось дел-то.
– Да сколько же они там заседают? – всплеснула руками Марта. – Неужто до самой ночи просидят? Разве можно? И не поевши?
– Что вы, госпожа, обычно к полудню управляются. Господин герцог судит скоро да быстро, не откладывая, да и дела ему на блюдечке преподносят, с доказательствами, с разборами. Только и остаётся решить: виновен – невиновен да наказание избрать. Уж будьте покойны, мы-то порядки знаем, потому как кум мой, Мишель, что в лакеях у его светлости, частенько в зале сиживает. У-у, там чего только не наглядишься!
Андреа осёкся.
– В общем, очень хорошо мы эту кухню ведаем, не хуже, чем Дениза своё хозяйство. А вот говорят, что вчера привезли арестантов из Нанта и Роана, и уж до того ужасные деяния творили, что тамошние судьи побоялись сами приговор выносить, очень уж высокие покровители у злодеев. Вот и… Они завсегда таких в Эстре отправляют для осуждения, потому как выше герцога в Галлии никого нет, и уж он-то никого не боится. Потому и самый справедливый.
Марта покивала.
– Понимаю. Значит, преступников нынче много?
– Да нет, бывают и один-два человечка в день, да знаете, как оно случается, сударыня… Люди-то они везде люди, что в столице, что в какой занюханной дыре, грешат одинаково. Так ежели кто издалека и, допустим, не допрошен толком, или в документах какая нехватка, или в про-це-ду-ре, – парень с удовольствием выговорил трудное слово, – так всё на месте доделывают, у нас. А как ещё прикажете? У его светлости правило: с приговором не затягивать, но чтоб и без ошибок. Чтобы непричастного или оболганного, значит, не задеть. Ежели виновен – на плаху тебя или на кол… – Андреа поперхнулся, заметив расширившиеся от ужаса глаза собеседницы, и поспешно добавил: – А невиновен – тем более незачем тянуть с оправданием, ему каждый час в тюрьме – пытка, даже без пытки. Ох, вы простите, и в мыслях не было вас пугать, вот дурной язык-то…
– Ничего, я понимаю. – Марта опустила глаза. – Стало быть, приедет поздно.
И уже развернулась, чтобы уйти.
– А вы вот что, сударыня, – окликнул парень. Ему было неловко за свою болтливость и хотелось как-то утешить госпожу. – Взяли бы да съездили прямо туда, в суд, да и дождались его светлость на месте, всё не так скушно-то… Ей-богу, съездите!
Марта заколебалась.
– Можно?
– Почему нет? Мишель сейчас свободен, вот я его с вами и пошлю, он в суде всё знает; есть там над самым залом, на хорах, уголок, где можно потихоньку посидеть да послушать, никто и не заметит.
– Женское ли это дело? – усомнилась Марта. – Да туда, наверное, посторонних не пускают, одни судейские, а тут я заявлюсь… Ведь всё равно кто-нибудь, да увидит, стыда не оберёшься.
– И-и, сударыня, пустое. У нас суд закрытый лишь тогда, когда государственных преступников судят, или дело секретное; а на всякую шушеру вроде разбойников и блудодеев ходят, как в балаган… в театер, то есть, на представления. Для свидетелей – одни места, для почтеннейшей публики другие. То есть не совсем уж зеваки праздные сидят, а представители разных сословий: и дворянского, и духовного, и купеческого. И простолюдины – запросто. Это чтобы весь народ Галлии видел и знал, как суд творится, и другим поучительно рассказывал. Высокого сословия дамочки тоже замечены; им, говорят, не возбраняется в масках сидеть, или под мантильей, ежели неловко. Ничего, сударыня, езжайте себе. Малая карета у нас всегда на ходу, сейчас сопровождающих вам кликну, а обратно авось с его светлостью вернётесь.
Марта замерла в нерешительности.
– А ну как увидит, рассердится?
Андреа расплылся в улыбке.
– Это вряд ли. То есть, я про то, что если и увидит – постарается быстрее закончить, это уж точно. Вы ему как ясное солнышко, госпожа Анна, уж простите дурака за такие речи…
– Тогда… – Юная герцогиня покраснела. – Вели подавать карету, голубчик. А я сейчас приду.
Мантилья у неё должна быть. Лёгкая, из тончайшего фламандского кружева, белоснежного, как фата невесты, и так идущего к нынешнему голубому платью. Вот только… ничего, что она без Доротеи? Ничего. Все вокруг, а самый первый – Жиль, твердят «госпоже Анне», что она может делать всё, что в голову взбредёт, так почему же не съездить к мужу? Вдруг он и в самом деле ей обрадуется…
