Коте уже давно казалось, что за ней наблюдают. Кто-то смотрел из леса, не человек и не зверь — некая тень, неназванное создание. Его оранжевые глаза временами мерцали сквозь заснеженные зеленые лапы елок. Потом они исчезали на какое-то время, и мысли занимала обычная крестьянская работа.
Коромысло туго давило на плечи. Тело привыкло к тяжелому труду — ткать, прясть, ходить за скотиной, смотреть за младшими детьми, стирать белье в полынье. Теперь Котя несла два больших деревянных ведра студеной воды. За ровной походкой следить не приходилось, больше заботил силуэт, что мелькнул у кромки леса и испугал возле проруби.
Показалось, словно кто-то смотрит из чащи, тихонько хрустя заиндевевшими ветками. Зимой темнело рано и в сгущавшихся сумерках отчетливо блеснули два рыжих огонька. Нечто колыхалось нестройным обликом и вскоре метнулось прочь, задевая смерзшийся валежник. Оно не напоминало ни одного знакомого зверя, и почудилось, словно от смутной тени исходит нестройное безмолвное пение. Захотелось поскорее вернуться в деревню под защиту частокола, услышать голоса людей. А то рассказывали в страшных легендах, что порой ночами рыщут по лесу создания из других мест, из-за Барьера.
— Котя, поторапливайся! Где тебя Хаос носит? — уже доносился от ворот голос матери. Ласковых слов за свои семнадцать лет дочь почти не слышала, особенно от отчима и двух его старших жен. Мать-то он взял из жалости, опозоренную с пятилетней дочкой. Котя поспешила с коромыслом, вскоре забывая о наваждении, лишь растирая намятые плечи и встряхивая длинной темной косой.
— Котя, помоги в избе старшей жене. Ну? Бегом-бегом, а то ты ее знаешь, — торопила мать, едва дочь сняла в сенях теплый платок.
— Да, матушка, — отвечала она, не вкладывая в голос никаких эмоций. Из отрывистых приказов и состоял ее день. А ведь когда-то все было иначе… Уже очень-очень давно.
Юлкотена — так назвал ее отец, ее настоящий отец, богатый торговый гость, который восемнадцать лет назад прибыл в их деревню из далеких стран на чудесном большом корабле с косыми парусами.
Гордый, самоуверенный и умный, он очаровал одну молодую девушку и даже взял ее в жены, скрепив союз под священным дубом в присутствии друида. Мать рассказывала, что какое-то время они были по-настоящему счастливы с мужем. Гость обещал осыпать ее сапфирами, обрядить в лучшие меха, украсить платья бирюзой под цвет глаз. Он рассказывал о дальних странах, где водились гигантские осьминоги, поведал и о закатном крае — границе Хаоса. Попутно он продавал селянам свой диковинный товар, сопровождая каждую вещицу увлекательной историей.
В их местах деревни, окруженные частоколом, не отличались богатством, поэтому жители все больше смотрели, слушали и дивились. Но гость и не за тем прибыл: ему сопутствовали две дюжины лучших охотников. Вместе они ходили на пушного зверя, иногда к ним присоединялись и доверчивые местные. Всем казалось, что так об их деревне узнает весь мир, придут и другие купцы, а там из забытого поселения и город вырастет. Как же все ошибались…
«Никогда никому не поверю!» — с тех пор твердила себе Котя. Она смутно помнила, как отец укрывал ее высушенными шкурами, говоря, что ей пойдет добрая шубка, обтянутая сверху голубым шелком. Она смеялась, а он называл маленькую непоседу Юлой. Но потом это имя пришлось навсегда забыть.
Пушной промысел пошел на убыль, потому что охотники слишком жадно разоряли леса с осени до весны. Да еще летом случилась засуха, в лесах вспыхивали пожары, и животные уходили в другие места или же задыхались в дыму. Промысел совсем оскудел. Тогда торговый гость из доброго отца превратился в раздражительного тирана. К тому же бедная мать как-то раз сильно захворала. После этого отец обвинил ее, что женщина больше не сможет родить ему детей, особенно — сына. Мать сначала плакала, но потом гневно кричала, разбивая глиняные крынки. Котя тогда пряталась под лавку или забивалась в угол на теплой печи.
Тот год запомнился ей страшными воплями и руганью. А потом отец однажды выхватил кривой заморский нож и замахнулся на маму. Котя истошно завизжала, и в избу ворвались мужики-селяне с вилами и копьями.
— Убийца! Уходи из нашей деревни, — негодовали они, потрясая нехитрым оружием.
— Она же твоя жена! — восклицала старуха, жена старейшины. Тогда отец резко выпрямился, небрежно скривившись:
— Да что мне ваши традиции? Я у себя на родине пятерых в жены возьму.
— Ну, так и увези ее! Увези с собой. Не может она родить тебе сына? У нас тоже так бывает, вторую жену берут, но первую не выгоняют, — сетовала старуха, пытаясь примирить распадающуюся семью.
— Нужна больно! Она мне надоела, слишком строптива.
Так он и ушел, торопливо взошел на свой корабль, доверху груженый пушниной, и унесся вниз по быстрой реке вместе со своими молодцами, едва сошел лед. Из опустевшего и словно осиротевшего дома он забрал все ценные вещи, которые посчитал исключительно своими.
От него Коте остались только смоляно-черные волосы, а вместо обещанных сапфиров и бирюзы на ее лице светились ярко-синие глаза, как и у матери. В остальном приходилось довольствоваться малым: простая тусклая одежда, вышитая домотканая рубаха и сарафан. Обычно она донашивала старые вещи жен отчима. В новом доме их с матерью воспринимали кем-то вроде прислуги.
