Пещеры горных людей из семьи Тиля Голубоглазого были такие же непроницаемо темные, как и кошмары Кая. За три месяца своей недолгой жизни он успел возненавидеть уголь до такой степени, что черные, поблескивающие жирным блеском куски мерещились ему даже во сне.
Просыпаясь от удушья, Кай долго кашлял, стараясь избавиться от угольной пыли, забившей горло, а заодно вытрясти с кашлем все то, что просачивалось в его голову вместе с антрацитовым крошевом. На пятнадцатый день – он вел счет зарубками на ножке кровати – Кай научился безошибочно отличать кусок бурого угля от курного, знал, при каком давлении и на какой глубине образуются антрациты, и сколько шлака остается после сгорания графита. Он узнал, что угли бывают блестящими, матовыми и волокнистыми, а еще длиннопламенными, газовыми, жирными, тощими и спекающимися. Знал, что курный уголь на сколе бывает матовым и неровным, а антрацит – красивым и глянцевым, с металлическим блеском и своим, особым запахом, что бурый хорошо воспламеняется, но дает мало тепла, а залежи антрацита встречаются под пластами каменного угля на глубине не меньше десяти километров. Но главное, что Кай узнал об угле, было то, что этот черный бог, которому молились шахтеры, обладал способностью превращать в темноту не только все, до чего касался своими черно-серыми камнями, но и проникать внутрь вещей и даже людей.
Глядя на свои почерневшие руки, Кай был уверен, что, если их разрезать, из вен хлынет черная кровь. Уголь был везде – на грубом столе из древесины грязного цвета, на ломтях хлеба, неровными кусками разбросанного по блюду, на засаленных кружках с пивом и огромной, истекающей жиром и соком туше непонятного зверя, который отвратительно выглядел, оставшись без головы и кожи, но зато изумительно пах, источая вокруг себя запах жаркого и обещание быстрой сытости. А еще уголь плотным слоем висел в воздухе, наполняя тесную комнату черным туманом и покрывая собравшихся темными хлопьями, впрочем, невидимыми на их и без того грязных телах. В первые дни после пробуждения Кай мог вдыхать воздух только через тряпку, но постоянное прикосновение ткани к лицу мешало. Пришлось дышать углем.
Он сощурился и, подняв пустой бокал, поглядел через мутное донышко на Тиля Голубоглазого. В тусклом свете ракушечника, слабо мерцающего на столе, лицо главного гнома приобрело странный зеленовато-желтый оттенок, сделав его похожим на гоблина или тролля. «Нет, они гномы», – решительно поправил себя Кай и перевел «телескоп» на соседей напротив, таких же разноцветных, как и хозяин: зеленых от света ракушечника, красных от стекла бокала, черных от витавшей повсюду угольной крошки. Пива ему не дали, но Кай чувствовал себя пьяным от одного тяжелого, пивного духа, разлитого в воздухе вперемешку с угольной пылью.
Сегодня был мясной день, и за столом собралась вся семья. Гномы мясо любили. Тридцать шесть мужчин, сидевших в ряд на лавке, не были похожи на родственников, но Кай уже понял, что под «семьей» горные люди подразумевали что-то свое, «гномье». То ли у шахтеров были слишком сложные имена, то ли у Кая имелись проблемы с памятью, но он запомнил только их прозвища, да и то только у тех, кто как-то выделялся среди остальных. А прозвища у них были интересные: Кобальт, Никель, Азот, Свинец, Фосфор, Магний, Кальций. Еще были Тупэ и Клевер, но они к семье Тиля не относились, а являлись дальними родственниками из других кланов. Если имя Клевера еще можно было объяснить – на лбу гнома имелся шрам, похожий на трилистник, то про Тупэ ничего определенного сказать было нельзя. Гном отличался редкой сообразительностью.
А еще горные люди были обидчивы и не понимали юмора. Когда Кай пошутил над низким ростом Тиля и впервые назвал его «гномом», ведь тот едва доставал ему до груди, хозяин шахты молча вдавил кулак ему в живот, после чего Кай долго катался по каменному полу, глотая угольную крошку и стараясь не откусить себе язык от боли. А потом мысленно составил список сходств и отличий, который с тех пор грел ему сердце.
Как и мифические гномы, люди Тиля Голубоглазого были надменными, жестокими, ненормально сильными, не выносили яркого света и наверняка, обладали сокровищами, на которые указывали дорогие украшения в виде серег и колец с драгоценными камнями, имеющиеся у каждого. К отличиям относились отсутствие бород и худоба. Все мужчины были тощие, словно бродячие псы, питающиеся объедками. Однако их исхудалый вид был объясним – работа на шахте была нелегкой, а мясо подавали не каждый день. Как выглядели «гномихи», Кай так и не выяснил, потому что до сих пор ни одной из них не видел. И это терзало его любопытство сильнее желания подышать чем-нибудь еще кроме угольной крошки.
Встретив взгляд Тиля, Кай поспешно отпустил бокал, перестав паясничать. То, что Голубоглазый не любил шуток, было так же ясно, как и то, что ему, Каю, мыть сегодня за всеми посуду. Каю нравилось в Тиле все: волевой подбородок, крепкие руки, переплетенные тугими мышцами, торчащие вверх волосы, всегда чем-то обмазанные и тем похожие на растущие со дна пещеры сосульки, но лучше всего в гноме были глаза. Обычно Тиль был настолько испачкан сажей, что глаза были тем единственным, что выделялось на его черном лице. Они сверкали ярко и напоминали свет фонарей.
