Солнце поднималось над лесом медленно и осторожно, едва касаясь верхушек деревьев и терпеливо ожидая пробуждения его обитателей.
Между тем в лесной чаще в утреннем полумраке, по одной из затерянных троп, пробирался путник.
Крепкое сложение и осанка выдавали в нем бывалого воина. Шагнув на прогалину, он стряхнул с плаща капли росы, сгреб со лба обрывки паутины и неторопливо, оглядываясь по сторонам, пересек поляну. Здесь путь ему преградил ручей. Струи воды, журчащие и прозрачные, не скрывали ровное песчаное дно, и путник принялся расправлять отвороты сапог…
– Ей, приятель! – за его спиной неожиданно раздался тонкий и пронзительный голос. – Перенеси меня на ту сторону.
Он оглянулся и увидел стоящего рядом маленького уродца, ростом и сморщенным лицом напоминающего младенца.
– Откуда ты взялся, малыш? – с трудом скрывая удивление и неприязнь, спросил воин.
– Когда перенесешь, узнаешь, – усмехнулся уродец, и снисходительно добавил.
– Во всяком случае, с тех пор как появился на свет, не было дня, чтобы я не мечтал о встрече с тобой.
Этот загадочный ответ вызвал у воина усмешку.
– Да ты никак шутник?! Скажи на милость, за что такая честь?
Младенец исподлобья смерил его взглядом:
– Ты должен овладеть тайной моего уродства.
– Ладно, любитель недомолвок, – путник безнадежно махнул рукой, – так тому и быть…
Не успел он договорить, как маленький уродец с разбега бросился к нему на шею. От неожиданности путник оступился, теряя равновесие, шагнул в ручей и …тотчас, провалившись, с головой ушел под воду.
Произошло это столь стремительно, что он не успел заметить как погружение, сменилось ощущением… невесомости полета. Над головой снова сияло солнце, освещая простирающийся, где-то внизу лес, поляну и, дальше на горизонте, темную цепь гор…
При этом земля с возрастающей скоростью неслась к нему навстречу. Казалось роковое столкновение неизбежно, но в последний миг произошло чудо… Горы вдали неожиданно ожили, повели хребтом и, расправляя крылья склонов, превратились в сказочного дракона, парящего между небом и землей.
– Рад тебя приветствовать, Айюу, – прогремел голос чудовища, и всякое движение вокруг замерло. – Встретиться со мной может лишь тот, кому заветное желание дороже жизни!
«О каком желании он говорит? Вот если бы у меня появились крылья…» – с тоской подумал воин и невольно обернулся… За его спиной, распластав руки, парил, … нет, не уродливый незнакомец, – а прекрасный подобный ангелу Младенец!
– Правда, – невозмутимо продолжал дракон, – желать и осознавать свое желание – это не одно и то же… Надеюсь, ты догадываешься, что привело тебя на перепутье?
Айюу на мгновение задумался и перевел взгляд на Младенца.
– Неужели сострадание к нему?!
Чудовище кивнуло головой: «Чтобы помочь ему, потребуется также умение понять другого – любого, кто встретиться на твоем пути и, – что еще важнее, при этом оставаться самим собою и, невзирая ни на что, идти навстречу судьбе». С этими словами дракон резким движением подхватил Айюу и зашвырнул его к себе на спину…
Это произошло так стремительно, что свет в глазах незадачливого путника померк, а когда засиял вновь …спина чудовища оказалась палубой белоснежного корабля, бегущего под парусами по просторам безбрежного океана. Рядом с ним у руля стоял Младенец.
– Ты спрашивал, кто я такой, – невозмутимо, словно продолжая начатую у ручья беседу, произнес он. – Так знай же, я – как и все вновь рожденные – существо, не понимающее слов. Не удивляйся тому, что я сейчас говорю – запоминать звуки в различных сочетаниях и пользоваться их значением для нас не составляет труда – иное дело, как им верить? Ведь в словах запечатлено не мое знание о мире, а – постороннего, другого, того, кто сам для меня является лишь частью неизведанного бытия, в котором люди и предметы то и дело меняются местами. Здесь враг может стать другом, друг – врагом… Здесь рука об руку живут и правят любовь и ненависть… а малейшее желание, не угодное другому, может вызвать у него чудовищную ярость! Вот и приходится нам, детям бояться и ловчить, завидовать и льстить.
Не знаю, доводилось ли тебе, к примеру, наблюдать ревность малюток друг к другу, когда во время кормления дожидающийся очереди с горечью смотрит на своего молочного брата? Или их стремление угодить, подыграть нелепой шутке взрослого, польстить ему и заслужить внимание? Если нет, при случае пристальней всмотрись в их лица, может быть, заметишь неуловимую гримасу муки, сковывающей сердце жалостью к себе и желание любой ценой, хоть на мгновенье забыться смехом… Именно поэтому с первого дня своего рождения я ждал тебя. Ты – моя надежда, мой шанс состояться – стать Человеком…
