Виктор проснулся еще до того, как ударил колокол на башне – то есть до условного рассвета. За окном – привычный серый полумрак, по-прежнему ни дня, ни ночи. Предметы едва различимы и лишены даже намека на цвет, как будто изображение перевели в черно-белый режим.
В первый момент Виктор подумал, что спал у себя дома, в обветшалом особняке, когда-то принадлежавшем писателю Хомушкину. Но вместо узорных деревянных панелей на потолке увидел каменную, подернутую сероватым налетом кладку, и сразу вспомнил, что он остался в Диком мире до весны. Сейчас он в крепости, числится помощником у хозяина, и накануне вечером поссорился с Хьюго. Нет, не так. Поссорился – слишком мягкое слово. Они сцепились, едва не прикончили друг друга, и Виктор прострелил начальнику охраны ногу.
Утром вчерашняя ссора показалось нелепой, подстроенной, и неизбежно возникал вопрос: подстроена кем?
«Сегодня меня изгонят, – думал Виктор, одеваясь. – Возможно, под благовидным предлогом. Дадут поручение, ушлют в мортал. Или отправят в замок в распоряжение герцогини. Бурлаков понимает: если оставить меня в крепости, это плохо кончится. Либо я прикончу Хьюго, либо охранник выпустит из меня кишки».
Освещая себе дорогу вечным фонарем (светильники на ночь в коридорах выключали), Виктор спустился на первый этаж. С кухни тянуло свежеиспеченным хлебом. Одуряющий, почти забытый аромат. Виктор проглотил слюну.
Он шел не торопясь. Шаги отдавались под сводами. Но кроме эха слышался невнятный шорох. Кто-то крался, почти бесшумно, но только – почти. Виктор обернулся, рванул из кобуры пистолет. Но недостаточно быстро: в грудь ему уперся чужой ствол.
– Тихо, – сказал преследователь. – Свои.
– Каланжо? – Виктор перевел дыхание. Кружок света от вечного фонаря обозначил коренастую фигуру. – Что ты делаешь? Шпионишь? В чью пользу?
– Просто иду следом, охраняю тебя, дурака.
– Зачем? – Виктор спрятал «Беретту». Каланжо последовал его примеру и убрал свой пистолет.
– После вчерашнего милого разговора с господином Хьюго охрана тебе не повредит.
– Я иду в госпиталь. Хочешь туда вернуться?
– Не стремлюсь. Передай от меня привет Терри. Я подожду где-нибудь поблизости.
Каланжо приоткрыл ближайшую дверь и исчез.
Терри уже поднялась, чтобы приготовить раненых для новой экспедиции в мортал – тех, кто не успел окончательно излечиться во время первой поездки. Ей помогала Теа. В синеватом свете вечной лампы хрупкая девушка еще больше походила на эльфа. Виктор заметил голубые тени у нее на веках, на губах – бледного оттенка помаду. Хочет кому-то понравиться.
– Что случилось, Виктор Павлович? – забеспокоилась Теа. – Вам нужна помощь?
– Просто необходима. Таблетка аспирина и один поцелуй.
– Если вы явились просто потрепаться, мсье Ланьер, то забирайте аспирин и не мешайте работать, – не очень вежливо ответила Терри за девушку.
– Хьюго был у тебя? – спросил Виктор. – Просил заштопать?
– Каланжо полчаса назад спрашивал о том же, теперь ты пожаловал. Сплетни распространяются быстро. Хочешь узнать, что произошло?
– Официальное заявление? Можешь озвучить.
– Он чистил пистолет и по неосторожности прострелил себе ногу.
– Тебе его рассказ не показался странным? – Ланьер усмехнулся.
– Тебя это не касается, – отрезала Терри.
Похоже, она не собиралась относиться к нему уважительно, как ко второму или хотя бы третьему человеку в крепости.
– А я, напротив, уверен, что касается. Причем не только меня, но и всех нас. Повезешь беднягу лечиться в мортал?
– Нет. Хьюго отказался: он никогда не покидает крепость.
– В крепости раны плохо заживают, – напомнил Виктор. – Простой порез может кровоточить до весны.
– Это его дело, – отрезала Терри.
«Бам», – ударил колокол на башне. Утро. Включились электрические лампы в коридорах, захлопали двери. Во дворе послышались голоса: обитатели крепости спешили к колодцу.
– Еще один вопрос, последний. Ты на моей стороне? – спросил Виктор.
– Я – врач, – услышал ответ.
«Черт, не нравится мне игра в нейтралитет. Нельзя любить всех, если ты не Бог. Впрочем, как показывает история, Всемогущий готов пролить свою милость далеко не на каждого!»
Утро, это когда бьет колокол. И все «крепостные» (дурацкое слово, но, если вдуматься, отражает суть вещей) торопятся заглянуть на кухню.
Там пахнет свежим хлебом и кофе, там полно народу.
Но до кухни Виктор так и не добрался: Том перехватил по дороге.
– Господин Ланьер, вас хочет видеть генерал у себя в кабинете. Срочно.
«Ага! – мысленно воскликнул Виктор. – Хьюго уже нажаловался!»
Ланьер полагал, что начальник охраны тоже будет присутствовать при разговоре, но ошибся – генерал ожидал его у себя в кабинете один.
Комната эта совершенно не походила на обиталище командира. Небольшая, тесно заставленная, она скорее напоминала жилище интеллектуала-отшельника, который любит уют, книги и одиночество. У окна помещался дубовый стол необъятных размеров, на столе несколько толстенных книг, лист бумаги, пара ручек – и все. Два деревянных кресла были укрыты пушистыми пледами, чтобы укутаться в холод. Стену украшал гобелен. Нигде ни одной карты; ни единого намека на то, что это кабинет хозяина крепости, что крепость обороняют, что идет война.
