Поступать в Российский Университет Дружбы Народов [носивший когда-то имя Патриса Лумумбы] Аня Бекоева решила по двум причинам. Первой причиной было то, что один из проректоров данного учебного заведения был хорошим знакомым её отца Боци Налуковича Бекоева. Вторая причина заключалась в том, что в Москве она жила рядом с этим Университетом на улице Миклухо-Маклая.
Будучи дочерью папы-осетина и русской мамы, и при этом родившись в столице нашей Родины, да ещё в семье, которая распалась когда Ане было 10 лет, она всю жизнь мечтала хоть как-то напомнить о себе отцу, который жил теперь во Владикавказе и по масштабам Северной Осетии считался довольно крупным бизнесменом. Конечно, она ездила на лето к бабушке в Осетию, конечно 2–3 раза в год её любимый папа приезжал в Москву…, но девочка скучала по кавказской родственной теплоте, по своим младшим сестрёнкам в новой семье отца, по южной природе и горам, а потому не только учила осетинский язык, но решила поступать на исторический факультет и специализироваться на истории Кавказа. В этом плане Университет Дружбы Народов был отличным местом учёбы – факультет гуманитарных и социальных наук готовил в том числе и историков.
В своё время решение о создании интернационального Университета дружбы народов в Москве было продиктовано желанием оказать помощь странам, получившим свободу от колониальной зависимости на рубеже 1960-х годов. Основной задачей Университета стала подготовка высококвалифицированных национальных кадров для стран Азии, Африки и Латинской Америки, но и для Россиян двери Университета никогда не закрывались…
Вот и Павел Нестеров поступил в этот самый университет, но на четыре года раньше Ани Бекоевой, причём уже отслужив в армии, да ещё к тому же в ВДВ. Стало быть сколько ему было лет в тот момент, когда они познакомились в спортзале? Он уже был аспирантом, а она только начала учится на третьем курсе – то есть ему, получается, было 25.
И без слов понятно, что зацепило Павла в этой девушке. Красивых девиц в Москве много, тем более среди 20-ти летних – а вот сочетание внешних данных с кавказской сдержанностью, умением себя спокойно вести, не выставлять себя сразу как на витрину – вот, что привлекло внимание… К тому же Аня была москвичка и наполовину русская – в ней не было самоощущения отделённости и замкнутости внутри своей национальной среды, которая часто затрудняет общение… Осетины – это единственный христианский [в большинстве] народ среди многочисленных мусульманских народов Северного Кавказа – мы говорим о республиках Северного Кавказа Российской Федерации, а не о христианских странах Закавказья типа Грузии и Армении – это надо понимать, так как развернувшиеся вскоре после знакомства Павла и Ани события были целиком связаны с этим фактом…
В самом начале сентября, выходя из аудитории после лекции, Аня лицом к лицу столкнулась с Видьядхаром, пятикурсником из Тринидада, которого она знала по Университетскому ИнтерКлубу:
– Анья, у меня для тебя есть письмо, – закричал парень, сверкая белками глаз на смуглом лице и добавляя мягкий знак в имя девушки…
– Что ты кричишь, Видья – у меня аж в ушах звенит… Я же не через улицу от тебя стою…
– Прости, Анья, прости… Помнишь Эрнесто, колумбийца, который со мной в одной комнате жил в общежитии? Ну, он в прошлом году бакалавриат закончил и уехал на Родину к себе?
Аня вспомнила странноватого латиноамериканца, который с первого курса пялился на неё и однажды даже пытался пригласить в кино…
– Вот, он письмо прислал и просил тебе передать, – с этими словами Видьядхар вручил Ане конверт и расплылся в счастливой белозубой улыбке…
То, что Аня прочитала в письме было лично для неё настолько неожиданным и потрясающим, что понять это можно не сразу:
"Дорогая Анна, – писал Эрнесто, – я помню твой доклад на СНО об Иверской иконе Божьей Матери и её копии, знаменитом списке, который грузинская царица Тамара подарила осетинскому народу в 13-ом веке в ознаменование принятия христианства осетинами. Ты говорила, что та икона хранилась в Северной Осетии и почиталась величайшей национальной святыней осетинского народа. Как ты и отметила тогда в докладе, тот список Иконы по Промыслу Божиему во время боевых действий на Северном Кавказе в годы второй мировой войны был утрачен. Может кто-то украл и немцам продал, может где-то до сих пор тайно хранится… Дорогая Анна, ещё тогда я подумал, что есть одна нить, которая десятилетиями связывала нацистских похитителей ценностей на оккупированных территориях и Латинскую Америку. Это так называемые "крысиные тропы" бегства нацистов после войны, о которых всем хорошо известно. Было несколько основных маршрутов "крысиных троп": один вел нацистов из Германии в Испанию, затем в Аргентину; второй – из Германии в Италию, затем в Южную Америку. Власти Аргентины вообще создали для нацистов свои собственные маршруты через Скандинавию. После войны бывшие офицеры Вермахта руководили множеством коммерческих фирм в Аргентине, Чили, Уругвае, Венесуэле, Боливии, Колумбии и Эквадоре… Но это пока предисловие…Анна, у нас в Колумбии, в департаменте Путумайо живёт женщина, которая была служанкой у иммигранта-немца, бывшего нацистского офицера, умершего в 2009 году. Я был на свадьбе родственников в деревне и увидел икону у неё дома – вот фото. Я внимательно исследовал всё, что доступно в Интернете об осетинской иконе и я уверен – это та самая икона…Я хотел её купить, но женщина отказалась продавать мне – подумала, что я спекулянт. Но я уверен, ты сможешь уговорить её – она хочет вернуть икону кому-нибудь из Осетии. Я готов встретить тебя у нас в столице, в Боготе, и на машине привезти прямо к ней в Путумайо – возьму на себя твои расходы по пребыванию в Колумбии. – Эрнесто."
