– Всё началось в тот момент, когда люди перестали контролировать свой гнев, – медленно, с задумчивым взглядом проговорил пожилой человек. Он был настолько худой, что даже пожелтевшая, заношенная смирительная рубашка не могла этого скрыть. В голубых глазах отчётливо просматривалась жизнь, печаль, возможно, и мудрость – но не безумие, пусть врачи и думают об обратном. Он почесывал свою взъерошенную неухоженную бороду, которая, в свою очередь, была под стать самому Деду Морозу, а лёгкий ветер качал седую копну его волос, словно дворники на лобовом стекле, перед глазами.
– О-о-о-о, – в ответ махнул мальчик рукой, – опять старика понесло!
Ребята, находившиеся рядом, поддержали своего товарища одобрительным смехом. Но старик, словно не замечая этих слов, продолжал:
– Точнее, не… не перестали, а не могли, – выдержав короткую паузу, продолжил: – Хм… да, именно так, не могли…
Несмотря на негодование своего друга, школьники все же расселись на металлическом заборе, окрашенном в темно-бордовый цвет, сосредоточив внимание на голосе пожилого мужчины. Тот сидел на скамейке, держа карандаш в руках. Эта сцена разворачивалась всегда в одном и том же месте, в одно и то же время.
На площадке для прогулок при психиатрической больнице.
В полдень.
И какой бы ни был день, всё повторялось – ребята усаживались на забор, как воробьи на провода, а старик – на скамейку, с карандашом в руках и с избитой историей на устах.
Зачем ему карандаш?
Этот вопрос был снят с обсуждения, когда старик впервые рассказал им эту историю. Чуть ли не каждое сказанное предложение, каждое совершенное в те дни действие он выписывал карандашом в воздухе, словно рисовал картину перед лицом. Он визуализировал не просто так. Не ради того, чтобы привлечь их внимание, и не ради сгущения красок. Он это делал потому, что помнил всё: каждую мелочь, каждую деталь, каждую каплю кров… в общем, всё, что происходило.
Так и сейчас: несмотря на то что эту историю ребятишки слышали уже сотни раз, несмотря на их возражения и шуточки, они все равно усаживались и слушали.
– Ладно, раз уж начал, то рассказывай до конца, нам все равно делать нечего, – снова подал голос этот мальчик. Видимо, их лидер.
– Да… люди больше не могли контролировать свой гнев, тем более все эти видеотрансляции только подкидывали дров в костёр. – Старик зашелся в кашле. А закончив, отхаркнулся. И, ещё раз прочистив горло кашлем, продолжил:
– Очищение мира, так я это называю, началось сорок лет назад, когда…
Короткий мальчишеский крик прервал монолог старика. Вся компания обернулась к парнишке в зелёно-белой футболке. Его руки задрожали так, словно он пытался управлять буром, а глаза лезли на лоб, но далеко не от удивления.
Это был страх.
Страх исказил его голос, добавив хрипотцы и отчаяния. Указывая ребятам на экран своего телефон, он вскрикнул:
– Почему на экране я?!
Все вокруг начали оглядываться и открывать рты.
Все, кроме старика.
Мальчик продолжил:
– Нас же никто не снимает? Как такое может быть?!
– Покажи мне телефон, – тихо проговорил старик.
Мальчик не раздумывая повернул экран к старику, и от увиденного тот тяжело вздохнул и прохрипел:
– Беги… – он округлил глаза и добавил, но уже с яростью в голосе: – Беги, чёрт тебя возьми! Оно не должно до тебя добраться! Слышишь! Уходи отс…
Последние на сегодня лучи уходящего в закат солнца слабо отсвечивали в витринах старенького кафе, словно пытались своим тёплым светом притронуться к зданиям, людям и животным перед сном.
Это было антикафе, название которого можно прочитать с трудом, так как буквы вышли из строя сами или были специально вырваны местными хулиганами. В итоге вывеска выглядела следующим образом – «Н Р В А А». Старый кондиционер, пожелтевший в силу своего возраста (если так можно называть срок годности оборудования), с трудом обдувал вспотевшие шеи отдыхающих в заведении гостей. Спокойную обстановку взбудоражил один из парней, выбросивший на диван джойстик от приставки и с удивлением смотревший то в экран телефона, то на лицо рядом сидящего молодого человека.
– Что я только что посмотрел? Это что, пранк? – удивлённо спросил Саша.
– Нет, дружище, это чистая правда. Настоящий треш! – восхищённо ответил Паша.
Саша не был удивлен восхищению друга, так как уже привык к его ненормальным склонностям, просмотру разного рода насилия. Это вроде бы и пугало его, и в то же время радовало. Собственно, на этом и строилась их дружба. Страх перед радостью или радость перед страхом. Под страхом имеется в виду адреналин во всяких его проявлениях. В основном это касалось фильмов, сериалов или клипов в таких жанровых направлениях, как триллер, мистика и тому подобное.
Каждый, кому доводилось знакомиться с этими чудными парнями, после нескольких дней знакомства говорил: «Вы как огонь и вода, вроде несовместимы, а друг без друга вас не представить».
И ведь не поспоришь! Паша – парень буйный, вспыльчивый, при этом с очаровательным чувством юмора. Избалованный, постоянно желающий веселья, развлечений, тусовок и прочих юношеских утех.
А вот с Сашей дела обстоят немного иначе. Он более спокойный, не как в поговорке про слона, но всё-таки. Иногда Паше кажется, что рассудительность, взвешенность ситуации – это второе «я» его товарища. Местами, как облачность в гидрометцентре, стеснительный, но обаятельный молодой человек.
