Драка не должна была состояться. Но кто-то просто притягивает к себе неприятности. Молодой, поджарый, горячий, настолько, что к своему восемнадцатилетию успел облюбовать все возможные участки и познакомиться с полицейским, занимающимся работой с трудными подростками, ближе, чем с собственной тенью.
И все равно — очередная драка.
Как я поняла из наблюдений, они тут районы делили. Правда для каждого района была своя коалиция, своя банда, компания. А Колин был один. Против всех. И вот что удивительно: он справлялся.
Слипшиеся от пота и крови волосы, глубокое, рваное дыхание, разбитые в кровь костяшки пальцев — в некоторой степени он вызывал даже благоговейный ужас. Но больше всего мне в нем нравилась его отчаянность.
Он не думал о последствиях, он уже подписал себе приговор на всю оставшуюся жизнь. Ему было нечего терять, кроме окончательной свободы, которую ему едва ли выторговали за красивые глаза.
А глаза эти были и впрямь прекрасны. Этакий взгляд волка, глубокий, дикий, пленяющий. Попадешь под него — и пиши пропало. Врагам не поздоровится, девушкам — что же, если бы они хотя бы попадали в его окружение…
Мальчишка с горем пополам закончил школу, естественно учиться никуда дальше не пошел, сначала еще помогал брату на складе, тот его любезно устроил на подработку, чтобы хоть как-то усмирить его норов.
Но — увы. Колин и там нашел неприятности на свою… голову. Подрался с кем-то. Вновь. Брат бизнесом не владел, получил нагоняй по первое число и чуть не лишился работы. Тогда-то и наступил критический момент. Он выгнал младшего брата и велел ему забыть о своем существовании.
И Колин остался один против всего мира. Он и так бился не на жизнь, а на смерть. Но теперь он оказался совсем уж в гордом одиночестве. Голодный до драк, озлобленный и жестокий.
Однако, что меня в нем лично зацепило, так это чувство неизвестно откуда вообще появившейся справедливости. Иногда он выдавал бессмысленные драки, о причинах которых мне было едва ли известно. Никто их не понимал, и только сам Колин знал о причинах, а может, и нет, но вступать в предварительные беседы для разогрева он не любил.
Но иногда, когда я едва ли улавливала связь, я замечала, как он внезапно ввязывается в драку с целью вернуть чей-то мобильный телефон или даже кошелек. Делал он это не за «спасибо», молча и тихо подбрасывал безделушки их владельцам, оставаясь совершенно незамеченным.
Возможно, это врожденное чувство, возможно, желание восстановить справедливость по отношению к себе, этакий перенос и проецирование ситуации. Сложно было сказать, Колин был не разговорчив, да ему и не с кем было что-то обсуждать.
Как же он выживал? Нет, в воровство не подался, нашел какую-то работенку, убогую квартирку (а точнее комнатушку) в злачном районе, в общем, едва-едва сводил концы с концами. Но там, где он обитал, никто не спрашивал его о синяках и ссадинах, кровоподтёках и разбитых вдребезги пальцах. Пока делаешь дело — получишь за это хоть и малые, но все-таки деньги. Ну, а если кто откажется платить — не пожелаю я врага серьезнее этого… мальчишки.
Сегодняшние трое парней, решивших поживиться на Колине, еще некоторое время валялись на земле, катаясь по ней со стонами боли, но позднее, когда сил хватило, чтобы подняться, они едва-едва отползли подальше, а затем и вовсе кое-как припустились бежать.
Но Колин все еще был здесь. Думаю, он почувствовал мое присутствие, что неудивительно, я о нем намеренно заявила. Он ждал. Взгляд дикого волка искал нового врага, настороженно прислушиваясь, он скользил взглядом вовсе не по окружению, он читал темную ночь, в точности угадывая, из какой стороны появится его новый соперник.
Но я предпочла остаться на недосягаемой высоте. По крайней мере, пока.
Колин нашел меня спокойно, словно почувствовал: хрупкая безобидная девушка примерно его возраста. Может, акробатка, раз забралась повыше столь незаметно? Эффектное появление мне не занимать, но его это не волновало. Он почти потерял интерес.
— Вижу, соперников тебе можно поставлять пачками, но это твоей победы не изменит, — хмыкнула я, вглядываясь в первобытную дикость его взгляда.
Меня скрывали тени, его освещал слабый свет ближайшего фонаря, бьющий отблеском желтого ему в спину. Его глаза будто светились, и вовсе это было не отражение.
— Ты что здесь забыла? — Потребовал он. — Домой иди.
Резко, рвано, почти приказом — мм, забота в стиле плохиша. В какой-то степени меня в нем это даже забавляло.
— Я бы могла пойти домой, но тогда я не завершу того, что запланировала на сегодня, — призналась я, а затем грациозно спрыгнула вниз с дерева, на котором до этого момента восседала, словно на троне.
Колина не удивляло ничто, он просто прочертил границы собственной территории и старательно напоминал мне о том, что их пересекать не то, что не стоит — запрещено. Но я не для того искала его и наблюдала за ним почти месяц, чтобы просто так отступить. У меня было время, у него — возможность меня зацепить.
Медленно приблизившись, я все же соблюла безопасную дистанцию (два шага между нами), принявшись медленно обходить его вокруг. Мой взгляд скользил по его фигуре внимательно, изучающе, медленно. Колин сжал израненные кулаки и стиснул зубы.
