Почему мы начинаем столь неблагодарный труд, как жизнеописание – занятие, возникшее порой от каких-то обид, досад, разочарований? Вот, сделала вам больно жена, теща, или, скажем, на работе продвинулся по служебной лестнице кто-то менее достойный. Тут самое время взяться за бумагу, она все вытерпит, да и боль вашу снимет. Укрощая порой заветные желания, прикрывая плотнее дверцу в шкафу, где хранится скелет, вы достаете свой ноутбук и выдаете в своих текстах все, что можете себе позволить. В этот момент вам совершенно не до того, будет ли кто-то читать сие творение, или, открыв первую страницу, воскликнет:
– Вот, очередной графоман! Делать ему нечего, вот он и пишет тут о своих родственниках, о своих никчемных подвигах, о том, какой он особенный, как он учился, работал, с кем дружил. Но вы, мужественно перешагнув через барьер этой обиды, будто не было, и нет подобных читателей, начали следующую часть своего повествования. Пусть гнилые помидоры уже летят, писучесть не остановить. Желание сохранить, законсервировать участок времени, застолбленный вами, неистребимо. В конце концов, пишется история, скажете вы, и будете правы. Из тысяч субъективных восприятий времени создается некая неподдельная историческая картина. Нет, картина – это громко сказано, пожалуй, открытка или миниатюра. Отдельные приметы, мотивы действий и ценности ушедшего времени – вот то, что является частичкой мозаики мира. Тут мы подходим к самому главному вопросу автора. Нет, не «что делать?» и, тем более, не «кто виноват?». Рассуждения о том, что наполняет сущность поступков героя, чем живет он, будут превалировать в его сумбурных отрывках из прошлого. Броски от прошлых событий к современности, сны, нетрезвый бред – вот что окончательно добьет читателя, решившего осилить этот безумный поток строк. Нет, эта книга не о геройских подвигах на коммунистических стройках и не о расследовании громких преступлений. Если я и пытался где-то что-то приукрасить песнями и стихами, значит, так оно и было, и это отражения времени и в какой-то степени моих героев. Все события этой повести вымышленные, совпадение отдельных имен и фамилий – случайные.
В сентябре 1955 Колю принесли из роддома в корзинке в скромный деревянный домик на Гребешке, где жила его бабушка. То был некий перевалочный пункт, а в дальнейшем маленький мальчик переехал жить на улицу Свердлова. Но тот дом в начале улицы Горького надолго сохранился в его памяти. Самые ранние Колины воспоминания именно о нём. Вот его бабушка, маленькая, худенькая старушка в ситцевом платье в горошек стоит на покосившемся крыльце бревенчатого дома. Под окнами – одуванчики, водосбор, чертополох. За сараями совсем рядом – обрыв, круча. Отсюда открывается необычайной красоты вид на Оку, Гребневские пески, Канавино и Стрелку. Вдалеке, в мутном мареве дымит Автозавод.
Здесь часто они любили сидеть с мамой, расстелив бабушкино клетчатое покрывало прямо на траве. Они брали с собой нехитрый обед – ржаной хлеб, огурцы, вареные яйца, кефир. Почему-то, здесь все казалось таким вкусным. Мама говорила, что этот обрыв край света, а маленькому Коле окский простор и, в самом деле, казался вселенной.
Мамина мама – бабушка Наташа угощала его разными простыми вкусностями, которые Коля обожал. Иногда разминала с зеленым луком и постным маслом сухую икру из воблы, если было настроение – пекла пироги. Сама она жила на маленькую пенсию, а все сбережения прошлых лет израсходовала на мамино образование. Она гордилась мамой, а во внуке души не чаяла.
Говорила она так: «Коля, я ведь пироги про тебя пекла». Вот прямо так – «про тебя».
Пирожки были вкусные – с капустой, с грибами, с мясом. Все у нее спорилось в руках и в маленькой квартирке, состоящей из кухни-прихожей и комнаты с окном во двор, царили чистота и порядок. У Коли в альбоме сохранилось фото: мама и бабушка пекут пироги. На заднем плане не в фокусе видно диван с полкой и семерых слоников, расставленных по росту на фоне кружевных салфеток. На переднем плане – мама в белом фартуке лепит пирожки, а бабушка стоит рядом и руководит.
Над столом в комнате висел оранжевый яркий абажур, а на кухне – лампочка на витом проводе.
Была здесь и печь, которую топили дровами, и маленькому Коле это казалось чем-то волшебным. В углу около закопченной печной дверцы на полу кто-то прибил гвоздиками аккуратно по кругу крышку от консервной банки. Она прикрывала вмятину в полу, и вызывала у мальчика любопытство.
– Бабушка Наташа, а это что, – блюдце для кошки? Ты ей наливаешь туда молоко?спрашивал Коля. Зимними вечерами они грелись у печки, смотрели на огонь, и вопросам не было конца. Бабушка рассказывала о том, как ее отец пришел с войны, как она радовалась его возвращению, всем интересовалась. Шинель его пахла порохом, дымом и потом, и сам он был высокий, широкоплечий, усатый. Настоящий герой. Он показал ей саблю, пистолет и настоящие патроны, рассказывал о боях с немцами и австрийцами, показал простреленное немецкой пулей плечо.
