Паврус сидел на крыльце и задумчиво глядел вслед уходящей чёрной туче, только что пролившейся на землю тёплым ливнем. Слабый ветерок гнал облако на север, и огромная полная луна теперь беспрепятственно изливала свой безжизненный белый свет на уснувший мир. Деревня словно вымерла – ни огонька в окнах домов, даже вечно беспокойные собаки и ночные птицы притихли, будто в ожидании чего-то нехорошего, страшного, смертоносного…
Паврус помотал головой, пытаясь избавиться от навязчивых тревожных мыслей. Громкий скрип, неожиданно раздавшийся невдалеке, заставил его вздрогнуть и торопливо оглядеть двор. Неверное сияние Селены[3] искажало знакомую много лет обстановку, рождая самые причудливые тени, сейчас практически неподвижные. Но вот одна из них, расположенная возле калитки, вдруг пришла в движение и как будто стала приближаться. Сидя в луче света, падавшем из щели неплотно прикрытой двери дома, Паврус на миг пожалел, что оставил в сенях зажжённую лампу, а затем разглядел неслышно подошедшую к крыльцу человеческую фигуру.
– Саймус? – удивился он, узнав своего соседа через дорогу. – Тебе-то что не спится?
– Эх, молодёжь несмышлёная… – проворчал в ответ скрипучий голос. – Старый я, вот и не спится, когда нормальным людям природой прописано.
На один миг тёмный согбенный силуэт пересёк световую дорожку и оказался перед крыльцом.
– Бессонница, так её и эдак! – кряхтя Саймус неловко сел на краешек нижней ступеньки рядом с Паврусом. – Ты-то сам чего припозднился?
– Жена моя того… рожает…
– Крильфира? – оживился старик. – А я-то всё думал, когда она, наконец, разрешится от бремени?
– Сегодня, если будет угодно богам, – тихо уронил Паврус.
Они умолкли, и в наступившей тишине стали хорошо слышны стоны и какое-то бормотанье, доносившиеся из избы.
– А кто с ней? – поинтересовался Саймус.
– Галагея.
– А не боишься, что эта сумасшедшая травница чего-нибудь напортит? Моей первой жене она не помогла…
– Много лет с тех пор прошло, Саймус, – несколько напряжённо ответил Паврус. – Люди говорят, твоей жене опасно было рожать из-за слабого здоровья, о чём Галагея предупреждала вас заранее, не так ли?
– Так-то оно так… – пробормотал старик, опустив голову.
– Только вы её не послушали и рискнули завести ребёнка, – продолжал Паврус. – Стоит ли удивляться, что сердце твоей жены не выдержало?.. А ведь после того случая у Галагеи больше никто не умер!
Это действительно был единственный раз, когда деревенская целительница и ведунья не смогла помочь роженице. Тогда, сорок лет назад, когда Паврус даже ещё не появился на свет, Саймус потерял не только любимую супругу, но ещё и не родившегося ребёнка. Однако это горе не сломило его, и через несколько лет он взял себе в жёны другую деревенскую бабу и резво завёл с ней пару шустрых сорванцов, как бы мстя смерти за две отобранные у него жизни.
– Тогда тоже было полнолуние Селены… – отчего-то шёпотом сказал старик, подняв лицо к небу. – Дурное предзнаменование!
Внезапно вскочив на ноги, он поплевал по два раза на обе стороны от себя, а затем энергично крест-накрест рассёк перед собой воздух рукой по диагонали, творя ограждающий знак.
Паврус раздражённо посмотрел на соседа, хотел что-то ему ответить, но передумал и, не вставая с места, просто повторил его движения.
– Давно она там… мучается, Крильфира-то? – спросил Саймус, опять усаживаясь на место.
– С вечера ещё, – молвил будущий отец, нервно барабаня пальцами рук по ноге. – Я места себе уже не нахожу! А если у них там и вправду не всё хорошо? Что-то ты меня обеспокоил…
Подстёгнутый этой мыслью, Паврус вдруг вскочил и метнулся к закрытому ставнями окну. Однако что-либо разглядеть в щели ему, похоже, не удалось, и он разочарованно вернулся к крыльцу.
Так они и просидели, наверное, с час, изредка перекидываясь пустыми фразами, когда в доме вдруг раздался пронзительный женский вопль, а несколько секунд спустя – детский плач. Паврус и Саймус на этот раз вскочили на ноги вместе. Первый хотел было броситься в дом, но старик успел ухватить его за руку.