«Считается, что белые – это добро, но именно белые фигуры нападают первыми, начинают войну. Чёрные – это оппозиция, они вынуждены защищаться. Здесь главное не безмозгло атаковать, забирая фигуры, а чётко просчитывать действия противника на несколько ходов вперёд…»
Витя ждал. Он сидел за одним из множества столов в зале старого ДК, не реконструировавшегося со времен Советского Союза. Уперевшись подбородком в сложенные руки, Витя наблюдал, как бессмысленно и фанатично жирная муха бьётся всей своей тушкой о лампу, одну из многих, что выстилали поверхность потолка и излучали слабое тёплое свечение. Из-за такого освещения очень быстро уставали глаза, вследствие чего Вите, да и всем остальным игрокам, приходилось регулярно их потирать. В зале стояла гробовая тишина, прерывающаяся время от времени клацаньем о часы, постукиванием фигур и ударами о лампу той самой мухи. Любой, кто всячески пытался разрушить устоявшуюся тишину, уводился судьями из зала в холл, где возбужденные ребята могли вдоволь излиться своими впечатлениями. Или же выпустить пар.
Почти все партии уже были сыграны, оставалась только одна. Двое генералов, в результате ожесточенной тактически-стратегической баталии изобразили на доске чистый ладейник. Теперь схватка только обострилась. Ладейники обычно сводятся к ничье, но то при правильных выборах и ювелирной прочитке действий соперника: стоит ошибиться, и ты проиграл. Вокруг этой парочки столпилась куча народу, образовав некое подобие человеческого козинака: игроки, судьи, тренеры, – и все они со свойственной экспертам манерой хмурили брови и покачивали головами после совершения любого хода любым игроком. Причем младшие порой подражали старшим, совершенно не понимая, что именно не так, но твердо зная, что что-то не так, а если что-то не так, значит, непременно нужно продемонстрировать всем прочим, что он тоже увидел, что не так.
Витю не особо интересовала та партия, он лишь хотел поскорей начать свою. Кто бы из тех двоих не одержал вверх, на его результаты это не оказывало никакого влияния. Витя уже шел в фаворитах, но предстояло ещё несколько туров, и расслабляться было нельзя. С каждым заработанным очком груз ответственности рос, и играть морально становилось всё тяжелее и тяжелее, а между тем соперники становились всё сильнее и сильнее. Вите, по его расчетам, предстояло точно сыграть с Миловкиным Андреем, парнем старше его на год и уже имеющим КМС, Порцевичем Владом, перворазрядником, также старшим его на год, но отстающим на пол-очка, и Красавкиным (чьё имя он не помнил, да и в этом не было необходимости), второразрядником, но играющим на первый. Кого ещё бог рандома в виде компьютерной незамысловатой программы, подсчитывающей общие итоги, подкинет ему – никто не знал.
Смотря на муху, сменившую своё географическое положение на другую лампу, Витя вспоминал разные варианты дебюта, дабы свести любую возможность случайного проигрыша в начале к минимуму. Он нервничал, но годы игры научили его сдерживать эмоции и не проявлять их. В этом шахматы сродни покеру, где, помимо основной партии, происходит сражение на ментальном уровне, где каждое движение может означать блеф, либо же блеф того, что это движение блеф, либо же троекратный блеф, постблеф, метаблеф, квазиблеф. Приставки могут наслаиваться друг на друга до бесконечности, зависит лишь от навыка игрока их наслаивать. Забавная разница между шахматами и покером заключалась в массовом отношении к ним, ведь первое – игра королей, а второе – олицетворение азарта и способ обобрать человека до нитки. Хотя кто мешает играть в шахматы на деньги, а в покер на абстрактные фишки? Витя, устав вспоминать варианты, принялся размышлять об этом, пока не услышал поднимающийся на востоке от него гомон – партия окончена.
«Минуточку внимания, – раздался судейский клич, – через пять минут начнется новый тур, не расходитесь далеко!» Гул голосов быстро стих и растворился среди обычных локальных переговоров. К Вите подсела Света, девочка, с которой они вместе приехали на турнир и были уроженцами одной школы.
– Ну что, как сыграл?
– Да выиграл, – спокойно ответил Витя, – там чел абсолютно нулёвый. А ты как?
– То же самое, – без какого-либо энтузиазма промолвила Света, – коня зевнула мне.
– Сколько у тебя ещё?
– Два тура, меня сейчас, наверное, с Петренчук посадят, больше и не с кем. Если выиграю, то последнюю можно уже на ничью вывести и всё чики-пуки.
«Внимание, 6 тур!» – провозгласил судья, и все тотчас повскакивали со своих мест и двинулись окружать глашатая. «Удачи», – сказала Света и пошла в свою зону. «И тебе», – прошептал ей вслед Витя. «Первая доска: Красавкин – Порцевич, вторая: Миловкин – Гробовой …»1 Едва заслышав свою фамилию, Витя перестал воспринимать все прочие звуки, он, впав в некое подобие астрала, стал пробираться сквозь толпу к своему столу.
Пришел он раньше своего оппонента и занял командное место управления чёрной армией. Перед его взором предстала фрактальная 64-польная площадь с громоздившимися на ней 32 боевыми единицами по 16 на каждой стороне.
