Глава никакая (для взрослых)
В любой истории есть маленькая предыстория, кусочек прошлого, ключик к настоящему…
На кочке сидела жаба, причем, не какая-то маленькая пупырчатая жаба, а огромная, умудренная годами безвылазного сидения в болоте и поедания вкусных, но писклявых комаров. Можно сказать, что это была настоящая царственная жаба. Из каждого пупырышка на ее зеленовато- золотистой коже излучалось восхитительное величие, а выпуклые глаза смотрели на мир с презрением, гордостью и грустью великого разума заточенного в прекрасном но бренном теле. Такая жаба должна была жить не на грязной болотной кочке, а в специальном чистом аквариуме, самого лучшего зоопарка на свете и это было меньшее на что на могла рассчитывать.
Среди болотных обитателей, давно ходили упорные слухи, что на самом деле это не жаба, а сказочная царевна, уже сто лет ждущая, но так и не дождавшаяся своего принца. Длительное одиночество плохо влияет на характер и, как вы понимаете, когда к врожденной склочности присоединяется злость на весь мир, любое существо становится невыносимым. А еще у жабы был один странный и несвойственный ее породе недостаток – она спала целыми днями, а по ночам просыпалась и начинала оглушительно квакать. Может быть, именно эта особенность и не позволила ей своевременно встретить принца – как известно по ночам они не любят бродить по болотам, предпочитая отлеживаться после сытного ужина в избушке, какой – нибудь гостеприимной молоденькой Бабы-Яги.
В любом случае, эта жаба жила на болоте много лет. И именно она увидела лунной ночью бродившую по кочкам кикимору. Как она попала на болото, мы не узнаем никогда – мало того, что кикиморы практически не умеют помнить ничего из того, что было вчера, так они также не знают, куда их понесет судьба завтра. Совершенно никчемные существа, но с другой стороны, большинство из них сейчас работает на телевидении, где они прекрасно себя чувствуют, хоть и постоянно забывают слова. Вот и эта кикимора, однажды теплой ночью оставила на болотной кочке большую корзинку, в которой лежали три одинаковых белых яйца, и ушлепала на каблуках дальше, даже не обернувшись.
И пропадать бы потомству, если бы не древний мудрый леший.
То ли комар ему нажужжал, то ли сорока на хвосте весть принесла, но старый, поросший мхом и опятами пень, лежавший на боку в самой глубине темного леса, зашевелился, открыл угольки алых глаз и зашагал к болоту.
–Покажи,– выдохнул он одно слово и Жаба, тяжело прыгая проводила его к корзинке и села рядом наблюдать. Леший внимательно осмотрел белые овалы, каждый из которых едва умещался у него на ладони и тяжело вздохнул.
– Иди-ка сюда, водяной братец. Иди-ка сюда, – негромко позвал Леший, наклонившись к поверхности воды. Немножко покричал еще, пошлепал узловатойладонью по лужице, между кочками, а потом сел, поджав под себя руки и ноги, и снова стал похож на старый замшелый пень. Лешие очень, очень терпеливые существа. Прошло уже несколько часов, и небо на востоке чуть порозовело.
Наконец, мутная болотная водица взволновалась и из нее высунулась взлохмаченная зеленоволосая голова. Под высоким лбом ярко сверкали изумрудные глазищи, а на носу прилипла маленькая икринка, в которой, если приглядеться, можно было различить крохотную рыбешку. Огромный лягушачий рот растянулся в хитрой улыбке.
– Привет, лесной братец, никак отцом решил заделаться? Это дело, хвалю. – Водяной кивнул на яйца.– Давненько я игошей не видел. Даже и не вспомню, когда в последний раз в род малышей принимали.
– Да нет, я тут не при чем. Кажись, не мои детки, городская кикимора случайно на наше болото занесла. Но и бросать их без помощи не следует. Они ведь на солнечном свете погибнут, беззащитные еще совсем, маленькие. Может ты, брат, что-нибудь посоветуешь. Чай, болото твоя вотчина.
– Нет, я затхлую воду не люблю, озерная слаще, редко сюда заглядываю. Если хочешь, возьму детей к себе на дно, но русалки у меня умом все напрочь обиженные, следить за ними, так как положено не будут. Или щука доберется или сом – мигом съедят мальков. Им ведь все равно, холодякам донным, кого есть.– Водяной фыркнул и вылез на кочку. Осторожно потрогал ближайшее яйцо.
– Я то их в лес могу взять, но я совсем один остался, мне помогать некому. Ни одной кикиморы, ни одного лесовичка-грибничка на сотню дней пути и не сыскать. Все в город подались.
– Да, брат, вымирает нежить. Может быть, эти трое и вообще последние игоши на земле, как ты думаешь?
– Может быть. Я в последний раз кикимору видел зим сорок назад, а может быть даже больше.
Два древних владыки бескрайних лесов и вод задумчиво сидели вокруг трех яиц и думали о прошлом, о долгих годах проведенных вместе, о навьих танцевавших вокруг редких людских поселений, о русалках водивших хороводы на берегах озер, о грибах – лесовичках, путавших редких гостей заповедных просторов. Одни заснули, исчезли, сгинули, другие превратились в деревья и ручейки, замшелые волуны и подводные течения. Все меньше и меньше древнего народа оставалось на земле, и все больше и больше людей приходило в леса не гостями, а хозяевами.
