Стреляя в Талькова, попали в Россию
Поэт в России всегда пророк. И неважно, какой режим в стране: монархический, коммунистический или, как сейчас, демократический. Но преследует одна жестокая закономерность. Прощаясь с Николаем Рубцовым, последним романтиком великой отечественной поэзии, Виктор Астафьев сказал: «Человеческая жизнь у всех начинается одинаково, а кончается по-разному. И есть странная, горькая традиция в кончине многих больших русских поэтов. Все великие певцы уходили из жизни рано и, как правило, не по своей воле». Пушкин, Лермонтов, Есенин, Рубцов, Тальков… Поэты национального духа разных столетий и эпох.
Словно молнией поразило в 1991-м, через два месяца, как распался Союз, известие из Петербурга: выстрелом в сердце убит поэт, певец, композитор Игорь Тальков. Хотя предчувствия, что с ним может случиться беда, не покидали. Когда в эфире впервые прозвучала его «Россия» («Листая старую тетрадь расстрелянного генерала…»), поначалу подумалось: может, эта песня всего лишь случайность в репертуаре артиста, который так запомнился лирическими «Чистыми прудами». Но следом появились «Бывший подъесаул», «Родина моя», «Я вернусь» – гражданские, философские, воинствующие песни, и стало ясно, что на эстраду пришел национально мыслящий певец, способный пробуждать самосознание масс. Явление в среде рок-музыкантов невиданное. Это-то и предопределило неминуемую расправу над ним. Сам певец не скрывал своего назначения: «Мне бы только себя излить в песне, душу свою, боль за русский народ…»; «Россия – боль моей души. Социальные песни – крик моей души. Бой за добро – суть моей жизни. Победа над злом – цель моей жизни».
Хорошо известно, как трудно пробиться у нас таланту, тем более истинно народному; сколько преград, препонов на пути к его признанию:
Сцена,
А дорогу к тебе преграждала нечистая сила,
И того, кто ей душу запродал, – превозносила.
Раздавая чины и награды
Тем бездарным, пронырливым гадам,
Настоящих и неподкупных сводила в могилу.
Игорю Талькову суждено было нести истину в народ со сцены, утверждая высокие понятия правды, любви и вечности. Лишь неполных три года, с 1989-го по 1991-й, продираясь «сквозь дремучие джунгли закона», поверял он ей все, чем болела душа. И воздействие на массы было ошеломляющим. Сохранились видеозаписи концертов Игоря Талькова. С каким вниманием, сопереживанием, с какими одухотворенными лицами слушали выступления артиста. Как был он красив, гармоничен, благороден на сцене. «Ко мне тянутся люди разные, – говорил певец, – и юные, и зрелые, и пожилые, и добрые, и злые, и умные, и глупые, и девочки, и мальчики, и мужчины, и женщины, и дедушки, и бабушки…» Не зная покоя, Тальков исколесил с концертами всю страну. И всюду аншлаги. Его и убили на взлете, когда популярность росла день ото дня.
То, что тучи над ним сгущаются, певец понимал. «Меня убьют при большом стечении народа и убийцу не найдут». Так и произошло. Стреляя в Талькова, попали в Россию. Но просчитались убийцы в одном. За свою короткую жизнь Игорь Тальков выполнил свою миссию, пройдя предначертанный ему земной путь. Он часто повторял: «Можно убить тело, но нельзя убить душу». Как нельзя истребить веру в грядущее величие России в его стихах.
Когда-нибудь, когда устанет зло
Насиловать тебя, едва живую,
И на твое иссохшее чело
Господь слезу уронит дождевую,
Ты выпрямишь свой перебитый стан,
Как прежде, ощутишь себя мессией
И расцветешь на зависть всем врагам,
Несчастная Великая Россия.
C. Маршков
О. Ю. Талькова, В. В. Тальков
Из воспоминаний матери и брата
Родители мои родом из Ставропольского края: мама Татьяна Ивановна Мокроусова, из крестьянской семьи, а отец, Юлий Рудольфович Швагерус, немец по происхождению, родился в семье кожевника в селе Иноземцеве недалеко от Пятигорска. Предки мои по линии отца жили в тех краях со времен Екатерины II, которая переселила немцев из Европы на Северный Кавказ. Образовалась колония Каррас, а проще – Иноземцево, название которого говорит само за себя. Немцы всегда отличались трудолюбием, были деловым народом, знающим многие ремесла. Вот и дед мой обучил детей своих кожевенному делу. Папа стал разъезжать по деревням и выделывать кожи.
Родилась я в 1924 году, принесшем с собой страшный голод. Городская жизнь была невыносимо тяжелой, и мама в надежде на то, что в деревне отец всегда найдет работу по специальности и обеспечит семье кусок хлеба, стала уговаривать его переехать в село Новоселицкое, где жила вся ее родня. И действительно, папа поступил писарем в контору, а по вечерам занимался выделкой кож – тяжелым, изнурительным трудом, как я поняла позднее. Но, ничего не поделаешь, нужно было обеспечивать семью. Естественно, со всех сторон пошли заказы, и папа стал неплохо зарабатывать. Мы купили лошадь, корову, поросенка. Обзавелись хозяйством и по тем временам зажили крепкой жизнью.
«Летний дождь, летний дождь
Моей души омоет рану».
Но начались разговоры о коллективизации, и пришлось собираться назад, в город. Отец туда вернулся в 1928 году, устроился на работу, а через год забрал маму и нас (к тому времени родился мой брат Володя). Мы везли в город корову, телку, зерно и были уверены, что первое время проживем безбедно… Однако процесс раскулачивания коснулся и городских жителей, нас в том числе. И только когда мама привезла из деревни документы, подтверждающие, что ее родные своего хозяйства не имели, всю жизнь батрачили да к тому же два ее брата погибли на фронте в Гражданскую войну, нас оставили в покое (хотя с коровой пришлось расстаться).
