– Только не продавай свою Ки, – шептала мама, бледнея с каждым вздохом. – Все что угодно, только не продавай…
Я помнил ее слова, вспоминал каждый день, но продержался после ее смерти недолго, всего полгода. А что мне было делать? Кому нужен худой подросток-неумеха с никчемным талантом?
Всего семь процентов эффективности. Чуть меньше, чем нужно для поступления в школу, и чуть больше, чем нужно для признания инвалидности. Если бы я вытянул хоть на десять процентов, то получил бы школьную стипендию, на которую смог бы покупать еду. Если бы эффективность была ниже шести процентов, то мне бы полагалось пособие по инвалидности. Тоже немного, но, опять же, какие-то средства.
Семь процентов. Я до сих пор помню ужас на лице мамы, когда она услышала эту цифру. Как приговор.
– Может, это какая-то ошибка? Проверьте, пожалуйста, еще раз, – снова и снова просила мама. Я помню, как она протягивала руку, чтобы схватить проверяющего за полу мантии, но потом прижимала к груди, боясь разозлить его.
– Ошибки нет. Ваш сын бездарь на грани инвалидности. Скажите спасибо, что он хотя бы может очищать воздух перед собой.
И магический символ печати с цифрой семь вонзился мне в левое плечо. Я ненавижу семерку.
Полгода после смерти матери я пытался найти хоть какую-то работу, но стоило мне только показать плечо, как заинтересованность на лицах сменялась брезгливостью. В грузчики принимали людей с эффективностью не ниже восемнадцати процентов, иначе как они смогут увеличивать свою силу. В мусорщики – с эффективностью от тринадцати процентов для устранения неприятных запахов и очищения поверхностей от грязи. Даже нищим нужна была эффективность более десяти, без этого не получится воздействовать на жалость окружающих. Я пытался попрошайничать, но все нищие вокруг меня, словно сговорившись, усилили нажим, и на них практически посыпался медный дождь, только рядом со мной не упало ни монетки.
Мне осталось только одно – продать свою энергию, свою Ки. Я понимал, что даже если продам четверть своей Ки, максимально дозволенный объем, то полученных денег не хватит на три недели, в течение которых я буду восстанавливать ее.
Бедняки обычно продают Ки только в качестве подработки или при разовой нужде в деньгах. Я же всего лишь пытался отсрочить голодную смерть. Если еще немного протяну, то просто не смогу выжить после продажи Ки, так как буду слишком ослаблен.
Почему мама запрещала продавать энергию? Все в городе знают, что это абсолютно безопасно и безболезненно, более того, с восемнадцати лет граждане нашей страны обязаны сдавать по десять процентов Ки ежемесячно. На эту энергию и существует само государство.
Интересно, каково быть главным советником? Я слышал, что в совет входят уникальные маги с эффективностью более семидесяти процентов. Даже представить себе не могу, каково это – уметь колдовать с такой эффективностью, ведь потери Ки у них ничтожно малы.
Иметь эффективность более пятидесяти процентов – это уже признак гения. У нас в городе такой результат был только у мэра и пары его чиновников.
Я же при магических действиях теряю девяновсто три процента Ки. Кто может позволить себе такие потери? Поэтому я никогда не пробовал заемную Ки, колдовал только на своей.
– Добрый день! Вы впервые в центре сдачи Ки? – обратилась ко мне миловидная девушка в форменной белой рубашке. Рукава были короткими, и я смог увидеть на левом плече изящные цифры два и один. Довольно талантливая девушка. Она могла бы найти место и получше.
Но, оглядевшись, я заметил, что у всех сотрудниц центра цифры от двадцати до двадцати семи. Вот это у них требования к персоналу!
– Да, я… впервые, – сконфузился я. Мне стало стыдно за потрепанный вид, но девушка по-доброму улыбнулась и пригласила следовать за собой.
Мы вошли в крохотную комнатку, где еле-еле уместилась кушетка и столик с кристаллами разной величины.
– Ложитесь на кушетку и расслабьтесь, скоро к вам подойдет специалист.
Я послушно вытянулся и чуть не расплакался от давно забытого ощущения уюта. После смерти мамы я потихоньку распродавал имущество, чтобы не умереть с голоду. Кровать я продал на второй месяц, домик – на четвертый, и вот уже более восьми недель я ночевал на улице, закутываясь в старую куртку и подобранные тряпки. Поэтому при мысли, что лежу на удобной кровати, мягко пружинящей под моим весом, на меня накатила такая слабость. Мама, прости меня, я не сдержал слово, но я так хочу жить.
– Так-с, кто тут у нас? Ага, семерочка, понимаю, – раздался бодрый мужской голос. – Странно, что ты к нам впервые заглянул. Ну, теперь, думаю, станешь постоянным клиентом.
Я кивнул, не открывая глаз. Не хотел, чтобы он видел мои слезы.
– Какой-то ты тощий, – продолжал мужчина. – Сколько думаешь сдавать? Восемнадцати нет, значит, это добровольная сдача, а не обязательная. Объем можешь выбрать любой, от пяти процентов до двадцати пяти. Тариф знаешь?
Я сглотнул и как можно небрежнее сказал:
– Знаю. Максимум, пожалуйста.
– Оно и верно. Что по три раза бегать? К тому же при увеличении объема и плата больше. Хотя что я рассказываю, ты ж уже не маленький. Четырнадцать, верно?
