Мой пропуск на космодром недействителен уже двенадцать лет. Теперь каждый год летом, в первый день своего отпуска я приезжаю к сетчатому забору, стоящему посреди степи. Степь перед забором и степь за забором совсем не отличаются друг от друга. Только там, за забором, у самого горизонта, видны силуэты зданий, размываемые жарким маревом.
Я знаю, что там. Сначала гостиница, склады и ангары. Потом – ВПП. Потом – три стартовых комплекса. Стартовых комплексов от забора совсем не видно, хотя они огромны. А лет триста назад – я читал – они были еще больше. Впрочем, тогда и ракеты были больше.
В прошлом году мне повезло. Едва только я вышел из машины и подошел вплотную к забору, сухая земля под ногами задрожала. И я задрожал вместе с ней. Давно, ах, как давно не ощущал я этой дрожи, и почти забыл ее. Но тогда разом вспомнил и чуть не заплакал. Хотя зачем я вру? Заплакал. Потому что рядом не было ни души, и никто не увидел бы моих слез. Поэтому и заплакал.
А земля дрожала все сильней, и далекий грохот наполнил воздух. Из-за горизонта всплыла в выгоревшее небо ракета и, медленно ускоряясь, стала подниматься к зениту.
Я долго смотрел, как она уходит вверх по плавной дуге. Когда заныла шея, я лег на голую землю и продолжал смотреть. Наконец крохотная звездочка погасла, и серо-голубой небосвод снова стал пустынным.
В этом году так не повезет. Конечно, можно было заранее узнать день ближайшего старта и приехать именно тогда. Но ведь я приезжаю сюда не за этим.
Я отпустил проволочные ячейки забора и вернулся в машину. Руки пахли металлом. Я медленно поехал вдоль забора, и вскоре впереди показалась дорога и КПП. Оставив машину на обочине, я зашел в будку дежурного.
Чуть слышно пискнул сканер, считавший мой паспорт-чип. Дежурный – молодой парень в линялой форме цвета сегодняшнего неба – оторвался от экранчика своего КПК, мельком взглянул на монитор сканера и только потом вопросительно посмотрел на меня. В его глазах не было ни настороженности, ни даже любопытства. Я хорошо его понимал – сам когда-то так дежурил. Скука смертная. Я поздоровался и спросил:
– Позвонить можно?
– Пожалуйста.
На территориях космодромов во избежание помех разрешалось пользоваться только местными частотами связи. Впрочем, эта инструкция давно устарела – современные космогационная аппаратура надежно защищена от любых помех. Поэтому инструкция нарушалась всеми, в том числе и сотрудниками космодрома. Но я все-таки взял трубку местного телефона. Ответили после первого же гудка.
– Куманин слушает.
– Здравствуйте, Петр Сергеевич.
– А, это ты, – голос начальника космодрома сразу потеплел. – Приехал уже? Впрочем, глупый вопрос, ты ж по местному звонишь.
– Так точно, Петр Сергеевич.
– Ладно, располагайся, сейчас предупрежу охрану. Ты на каком КПП?
– На пятом.
– Там и будешь?
– Да нет, отъеду километра на полтора на север вдоль забора.
– О-кей. Надолго?
– Как обычно, дня на три.
– Ну, ладно. Если что понадобится – звони.
– Спасибо.
– Дежурному трубочку передай.
Я протянул парню трубку и вышел из будки.
До самой темноты было шумно. Через КПП то и дело проезжали грузовики. Возможно, завтра или послезавтра будет очередной старт. Но когда небо потемнело и стали видны звезды, суета на дороге прекратилась. Теперь только цикады звенели в редких островках полусухой травы.
Я выбрался из палатки, вытащил матрас и лег – лицом к небу. Богатая россыпь южных звезд была знакома мне до мелочей – как лицо матери. Я заложил руки за голову и стал думать.
Мне вспомнилось недавнее сообщение на каком-то из инфопорталов. Там было рассказано о том, как один садовод-любитель, вскапывая свои грядки, нашел в земле стеклянную бутылку едва ли не трехсотлетней давности. Пробка была залита какой-то смолой. В бутылке оказалась записка примерно следующего содержания: «Мы, люди двадцатого века, посылаем это письмо в будущее. Тот, кто откопает эту бутылку, пусть отвезет наше письмо в Главное Космическое Министерство и передаст для отправки на Альфу Центавра. Мы верим, что вы, наши потомки, туда обязательно долетите». Записка была написана детским почерком, с большим количеством ошибок и без единой запятой. Подпись – что-то вроде «Ваня Иванов и Саша Александров, ученики 2-го «в» класса такой-то школы». Даты не было. Кроме записки, в бутылке оказалась смазанная картинка на очень плохой то ли бумаге, то ли ткани. Точно такое же изображение – только гораздо лучшего качества – есть в любом учебнике истории. Юрий Гагарин, первый человек в Космосе.
Конец ознакомительного фрагмента.
