Не столь, искушённый в расписании маршруток, я шёл на автобусную остановку в надежде перехватить свой «десятый» номер, по моим наблюдениям, именно в это время проезжающий здесь. Солнечный диск, устав за день, совершая свой привычный путь с востока на запад из года в год, столько веков с начала мирозданья, уже зацепился краем за линию горизонта, окрасив небо в розовый цвет, и холод ночи, как это обычно и бывает зимой, заметно окреп.
Мёрзлый утоптанный снег скрипел под ногами, и по звуку шагов совсем не представляет труда угадать человека, идущего вослед за тобой. Если поступь лёгкая, стремительная, значит молодой человек спешит куда-то, возможно на свидание с любимой девушкой или ещё куда, если же в такт шагам отстукивают каблучки, значит девушка, а тяжёлая поступь определённо выдаёт мать семейства, что с полными авоськами в обеих руках возвращается с работы и по дороге домой, зашла в магазин.
Лёгкий декабрьский ветер, нёс мне навстречу обрывки бумаг, разорванные обёртки шоколада, словно упрекая меня в безалаберном отношении к своему городу, но вынужден признаться, подобных грехов за собой не замечал. А вот подход большинства горожан и вправду к своему жилищу, мне никогда не нравилось, как не нравится удушливый смог по утрам, нависающий чёрной тучей над городом; тяжёлый бензиновый запах, обдающий от проезжающих машин и на какой-то миг, перехватывающий дыхание и к чему я так и не смог привыкнуть, но… деваться некуда, и я как-то со временем смирился со всем этим, изредка выезжая за город с друзьями, побегать и покататься на лыжах, а то и просто побывать на природе, отгораживаясь от суеты.
Мысли беспорядочно роились в голове, то удваиваясь, а то и сливаясь в одну линию: скорее бы домой и вот так неспешно, я подошёл к платформе, поприветствовал, как всегда, ожидающих автобуса, попутчиков. В эту минуту, то ли испугавшись чего-то или кого-то, а возможно и холод тому виной, воробьи, подняв гвалт, оживлённым чириканьем, взмыли в воздух и вскоре исчезли в сумерках.
Попутчики, не обращая ни на кого внимания, поглощённые беседой, продолжали обсуждать свои заботы, вперемежку ругая политику и депутатов, приправляя острым словом негодования по поводу роста цен. В любой российской стороне, будь то в глубинке или столице, мы как были совками, так ими и остались – с остервенением требующими перемен и с ужасом, ожидающими их.
До приезда автобуса оставалось ещё некоторое время, это я понял по ожесточённой полемике собеседников рядом с тобой, что заходили всё глубже и глубже в своих аргументах.
Что-то заставило меня обернуться, и я невольно замер. Не столько глазами, сколько интуитивно я увидел её. Она стояла у противоположного края платформы и так же, как я, как остальные, ждала автобуса, а он, как назло всё никак не появлялся. И не было в ней ничего особенного, тех черт, описанию которых порою до трёх-четырёх страниц отводили великие классики русской литературы Куприн и Лесков, Тургенев и Бунин, с упоением восхищаясь их соразмерностью, благородством; и не было вызывающей эротичности, коей столько строк посвятил другой классик В. Набоков, и которую активно эксплуатирует Голливуд вот уже на протяжении скольких десятилетий.
Обычная городская девушка, живущая рядом, а возможно и на другой окраине города, с кем, может статься, мы встречаемся каждый день, а однажды чуть не хватаемся за голову от нахлынувших чувств и её слов: «Я замужем», в ответ на нескромный вопрос: девушка, можно с Вами познакомиться. Именно в этот миг, я подспудно почувствовал неясное, ещё зыбкое, словно в тумане, внезапно возникшее состояние мира – чувства, захватившего меня всего. Долгополое пальто, подчёркивающее её стройную фигуру, неглубокими складками ниспадающее до щиколоток, едва не прикрывая носки сапожек на высоких каблуках-шпильках.