Шарманка, с одной стороны, сражалась за право царствования с пронзительной каллиопой, с другой – порождала оглушительную и беспорядочную какофонию. Казалось, все это устроено на потеху одной лишь обряженной в феску мартышке, что творила свои ужимки и прыжки в ногах шарманщика – к вящей радости детей и столь же зримому неудовольствию взрослых. Тиму Дэвису было тошно: на смене он торчал несколько дней кряду, и ему чудилось, что сегодня скрипучий цыганский коловорот звучит отвратнее вчерашнего, хотя, казалось бы, куда хуже. Два дня назад Тим одарил цыгана выразительным взглядом, прямо говорящим: ты мне не нравишься. Но мужик в ответ расплылся в широкой улыбке-гнилозубке под грязной щеткой черных усов и сказал:
– Хорошо играть, да? Обезьяна говорит – хорошо!
Уходя прочь, загребая подошвами грязь и опилки, Тим припомнил, как накануне под вечер к нему пришло осознание, что, если удавить проклятущую мартышку, больше не придется слушать шарманку цыгана. Каллиопу он как-нибудь потерпит – разве реальный цирк без нее обойдется? Обезьяны хороши для цирковых дел, но достать их куда проще. Он сам мог бы разжиться мелкой вертихвосткой хоть сегодня, если б захотел. Даже здесь, посреди гребаного ничто, в Арканзасе.
Видок у Тима, вероятно, был зело хмурый, потому что на полпути от каллиопы к импровизированному забору, огораживавшему подмостки, из ниоткуда, словно призрак, вдруг материализовался Львиный Джек – и взревел:
– Ты чего нос повесил?
Это своего рода шутка – нос у Тима был маленький и приплюснутый, «повесить» его при всем желании не удалось бы. Он нахмурился еще сильнее. Силач остановился перед ним, как всегда, терпеливый, когда дело касалось реакции на его подначки: первая не прокатит – запускай вторую. Гладко выбритый, в пятнистой меховой тунике, он выглядел совершенно нелепо, но такая у него была роль. Похоже, только завершился его очередной номер – из палатки, полной местного отребья, еще неслись восхищенные вопли и другие, менее обнадеживающие звуки, указывающие на то, что кто-то перебрал с выпивкой и заблевывает опилки. Убирать, разумеется, придется Тиму. Боже, до чего мерзкая жижа текла из глоток этих сукиных детей!
– Что, опять Минерва не дает? – поинтересовался силач.
Минерва, Змеиная Леди – совсем не та дамочка, что страдала от жуткой хвори кожи и реально смахивала на рептилию, а простая заклинательница змей, – отказывала Тиму во внимании, не сменяя гнев на милость, грозилась даже пожаловаться, что он ее преследует. Тим порой проводил часы, дуясь и думая об этом. Иногда он подглядывал за ней через окно в ее маленьком деревянном трейлере; смотрел, как она развлекается с очередным, подцепленным днем неотесанным деревенщиной. Ей нравились мужики крепкие и высокие, и чем тупее – тем лучше. Тим, конечно, мог прикинуться тупым, но с низким ростом, костлявым телосложением и общей непритязательностью ничего поделать не мог. Даже на фоне цирковых уродцев и фриков он не выглядел красавчиком.
– Нет, не в этом дело.
Тим миновал шкафообразную фигуру Львиного Джека и направился к калитке в заборе. Закрыв за собой дверку, он поплелся к Палате Десяти Чудес. Неспешно заходило солнце – на открытых проселках всегда так, спрятаться особо не за что. Человек Скелет Хэл Уайт стоял снаружи тента, с сигаретой, прилипшей к бледной губе, и костлявыми пальцами листал детективный журнал. Как обычно, он был обнажен до пояса, всем гордо демонстрируя свой поразительно исхудалый, обтянутый бесцветной кожей торс.
– Шоу кончилось? – спросил его Тим.
– Ага. Так себе ночка.
– Что, толпа не собралась?
Хэл кивнул.
– Мальчик-волк не переставал плакать, и еще какой-то ублюдок так налакался, что аж вырубился…
Тим покачал головой. Хэл развел руками.
– Думаю, понадобится водица, чтоб все те куриные потроха, что он выблевал, смыть.
Скелет сунул одну из своих титульных карточек в журнал, чтобы отметить прогресс, печально глянул поверх страниц и достал сигарету из своего кармана. На карточке той его сценическая легенда значилась – ни слова правды в ней, естественно, не было.
– Минерва уехала в город, – сказал он.
– В какой еще город?
Хэл снова развел руками. Всякий раз, когда он так делал, кости на плечах выступали так резко, что оставалось гадать, как кожа не лопается.
– Да плевать мне на нее. Я хочу повидаться с Гарри.
Скелет проткнул воздух ужасно тонким большим пальцем.
