У меня есть секрет.
Я прячу его под своей восьмой юбкой. Под запахом лаванды, вереска и лимонника. Я прячу его от завистников и благодетелей, от слепых и зрячих, от отвергающих и принимающих, от юных и пожилых.
Я знаю, что однажды придет время, когда я сниму свою последнюю юбку. Умелыми пальцами я расстегиваю ряд пуговиц и позволяю тяжелой ткани упасть. Целиком пропитанная кровью, оставившая пятна на всех следующих, она рассыпается, едва коснувшись пола.
Вы думаете, что близки к бессмертию. Но даже не можете объяснить, зачем оно вам. Вы думаете бросить свою планету, когда нужно ее лечить. Вы даёте чужим детям голодать, откладывая для себя очередную монетку.
Я бы рада вас ненавидеть, но не могу. Вы были такими всегда. Я должна была исправить все тогда, в начале, но тогда на мне было слишком много ткани, и я не могла двигаться. Я смотрела, как от ваших поступков ткань чернеет и пачкается.
Вы любите говорить, что никогда не бывает поздно. Теперь я танцую, но что толку?
Какой бы легкой я не была, как легко бы не перемещалась, я ничего не могла сделать, когда вы повернули два ключа и вдавили красную кнопку в пульт.
Вы думаете, что близки к решению.
Но я знаю, что мой секрет под седьмой юбкой.
Представь: ты лежишь в облаке. На самом деле, ты ничего, кроме влаги, не почувствуешь, если будешь в обычном облаке, но это другое. Оно мягкое, теплое и пахнет нашей последней встречей.
Так странно быть просто голосом в твоей голове. Странно, потому что теперь это навсегда. Иначе уже не будет.
Так вот, вернёмся к облаку. Я думаю, лучше лежать на животе, чтобы было видно ходящих внизу людей. Отлично. Лежишь? Видишь людей? Поищи среди них кого-то, кто был бы похож на меня. Может, это и правда окажусь я. Только в таком случае не теряй головы – с облака очень легко упасть.
Смотри на этого человека, очень похожего на меня (или, если повезет – или не повезет, тут уж как ты сочтешь) и попробуй быть голосом в его голове. Так ты сделаешь много хорошего этому человеку.
А я буду голосом в твоей. Только не думай, что слишком часто. У меня сейчас редко будет появляться свободная минутка, а влезать в чужую голову второпях – не лучшая идея.
И ни о чем не беспокойся. А начнёшь беспокоиться – представь, что лежишь в облаке.
Ты со всем справишься. Без меня. Это очень важно.
Да, мы прощаемся. Но это одно из лучших прощаний в моей жизни: теперь у нас есть точка, к которой мы никогда не припишем еще две.
Но мы начнем новую общую историю. Историю голосов.
Ты не одинока, и я тоже.
По крайней мере, так я говорю себе каждый день.
Милая сестра! Хоть мы давно не виделись, я ни в чем тебя не виню. Меня терзают вопросы, которые я хотел бы задать тебе, но я могу подождать. Я знаю, что однажды у меня будут все ответы.
Знаешь, мне недавно написала Диа. Ты была права, я ей нравлюсь. Думаешь, стоит попробовать?
Мама очень переживает из-за всего этого. Я не знаю, можешь ли ты что-то сделать, но, если можешь, сделай. Она быстро стареет, и одной моей любви не хватает, чтобы это исправить.
Отец приедет через три месяца. Мне стыдно, что за тебя я беспокоюсь сейчас больше, чем за него, ведь он в Афганистане.
А ты мертва. И это самое безопасное состояние, что может случиться с человеком.
И самое необратимое. Самое жуткое и болезненное.
Всепоглощающее и тянущее за собой живых.
Я скучаю, но ты не вернёшься.
Я думаю, тебе стоит остановиться. У тебя все равно ничего не получится.
Лента, лента, оборот, оборот, узел.
У тебя все равно…
Вдох. Пыль. Поднимаю рукой упавшее рядом плотно. Спать на подмостках, только чтобы они думали, что я репетирую до потери пульса. Так и есть, но они должны думать, что я продолжаю держаться. Так они будут молчать.
Не ночевать дома. Прятать синяки и всегда носить носки и тапочки. Никто не любит вида искаженного человеческого тела, смятых пальцев и вывернутого наружу мяса.
Зато все любят смотреть, как мы танцуем. Они жалуются на цены билетов, не будучи даже близкими к осознанию истинной цены.
Так и с любым искусством. Творить ты можешь только для себя, никто другой не оценит этого в полной мере. Только пока в тебе самом пылает огонь, ты способен творить.
Выдох.
Какое мне дело до того, что мне говорили? Это просто мусор. Тысячи слов от людей, ничего не понимающих в моем искусстве.
Не думать. И – шаг под софиты.
Я дочь ветров и облаков, я лодка, полная воды, я тяжесть мира, что к ногам моим приник и их целует жадно, как огонь поленья, подброшенные в горнило рукой, измазанной в золе, я то, что будет звать и завлекать тебя во сне, я лица всех твоих ушедших дочерей, и всех подруг, и матери твоей, я небо на рассвете и заря, и места нет мне под луной, и я сама луна, и век мне жить, мгновенье спать, и тишиной прозрачною дышать, и быть вопросом, и ответом быть, и никого на свете не любить, и помнить всех, и имена бросать в негаснущий огонь моей груди, и песни петь, и лето провожать, и плакать смолами в разломленных ветвях, и помнить кто я, помнить, понимать, и ничего излишнего не брать, и никого ни в чем не обвинять, и никому пустого слова не давать, и правду чтить, и правду охранять, и бризом океана выдыхать: «Я дочь ветров и облаков, я лодка, полная воды».