Я никогда не взялся бы за изложение подобной истории, даже в угоду собственному самолюбию, ибо всегда был убеждён, что писать надо о чём-то тонком, возвышенном или, по крайней мере, смешном и интересном. Я не расстаюсь с этим мнением по сей день, не изменяю ему никогда, а потому считал и считаю, что лучше не писать ничего, чем писать что попало, лучше какое-то время отмолчаться, собираясь с мыслями или просто промаявшись от безделья, чем выдавливать на бумагу никому не интересные и не связанные друг с другом слова и фразы, выражения и предложения.
– Так что же могло измениться? – спросите вы. – Быть может, автор решил отступить от своих принципов?
Спешу вас сразу же успокоить и уверить в том, что история, которую я хочу предложить вашему вниманию не вымученная. Она родилась в моей голове, подобно долгожданному ребёнку в чреве любящей матери, а потому должна, просто обязана увидеть свет.
Лето всегда кажется скоротечным, даже если пытаться сознательно изменить отношение к данному постулату. Особенно заметна его стремительная мимолётность в отпуске, тем более, когда закончилось детство с его задором, весельем и беззаботностью, когда за твоей спиной навсегда захлопнулась школьная дверь, а взрослая жизнь стала такой близкой, такой осязаемой и ощущаемой, приближающейся с каждой прожитой минутой. Ты смотришься в зеркало и теперь уже внимательным взором замечаешь пробивающиеся волоски темнеющей щетины на юном овале своего лица, которых раньше попросту не было.
– Пора бриться! – шёпотом произносишь ты, проводя ладонью по колким щекам и подбородку.
Вот с таким состоянием души и точно такими же мыслями в маленькой ванной трёхкомнатной квартиры блочного дома стоял рано утром перед зеркалом вчерашний суворовец Юра. Вдоволь насмотревшись на успевшую отрасти за несколько дней щетину, юноша достал бритвенный станок и положил его на раковину. Затем он открыл дверцу небольшого шкафчика и взял с полки крем для бритья и кисточку. Сегодня он решил побриться основательно, чтобы не ударить в грязь лицом перед своим школьным другом Ярославом, к которому собирался пойти в гости, как и договаривался накануне.
Юра включил воду и, отрегулировав её температуру, принялся с особой тщательностью за процесс бритья, как это всегда делал его отец. Во всяком случае, Юра всегда видел его опрятным и гладко до синевы выбритым. Такой яркий пример, безусловно, заслуживал подражания, а потому молодой человек выдавил на кончик кисти солидную порцию крема для бритья и густо намазал им румяные щёки и озорной подбородок, и только усы, начинающая темнеть поросль под носом, остались не тронутыми. Ведь именно усы в столь юном возрасте добавляют года два-три к восемнадцати неполным годам, которых по обыкновению так не хватает для солидности и большей уверенности в себе и собственных силах.
Наконец с бритьём было покончено. Юра убрал на место все бритвенные принадлежности и с удовольствием смыл с лица остатки крема холодной водой. Этому его когда-то научил отец, приговаривая:
– Юрок, ты, когда настанет такое время, будешь бриться, всегда умывайся холодной водой, и раздражения не будет никогда. Все эти гели и крема после бритья ни за что не дадут такого эффекта, как самая обычная холодная вода, и никогда не будут полезнее и приятнее её. А вот если нечаянно порежешься, то после умывания обязательно прижги ранку или йодом, или одеколоном. Конечно же, и водка для этого подойдёт. Только я очень надеюсь, что ты пить не будешь.
С этими словами отец ласково потрепал Юркин чуб.
– И не кури никогда, – посоветовал он тогда сыну. – Ничего хорошего в этом нет, и не будет. Поверь мне на слово. И вообще, пристраститься к этим двум привычкам легко, а вот чтобы отвыкнуть от них – надо будет сильно постараться. И то, не у всех это получится.
Со временем этот разговор забылся, затерялся среди потока новой информации, важной и не очень, был завален всевозможными советами на всякие случаи жизни, тем более что Юра не курил, да и курить не собирался, особенно когда учился в Минском Суворовском военном училище. Поступил он туда после окончания восьми классов средней школы, поступил сам, без посторонней помощи, только благодаря собственному упорству, трудолюбию и атомному желанию.
– Это чёрт знает, что такое! Всех курильщиков отчислю безо всякого сожаления! – неоднократно повторял командир роты подполковник Стрижак, которого все страшно боялись, а потому не перечили и не пререкались.
Юра подобные указания принимал окончательно и бесповоротно, возводя в собственном сознании в ранг аксиомы. И даже когда его друзья тайком чадили табак, он был абсолютно непоколебим в своём решении не нарушать приказ командира.
Но это было тогда, в училище, когда вся жизнь была подчинена строгому распорядку армейских будней, когда курение приравнивалось к самым грубым нарушениям воинской дисциплины. Теперь же всё изменилось: Суворовское училище было позади, а впереди – Ленинград, высшее военное училище и взрослая жизнь, и только буфером между этими событиями был краткосрочный отпуск, когда можно расслабиться и перевести дух, отоспаться и отдохнуть, ни о чём не думая и никуда не торопясь.
