В дальнем царстве-государстве,
что за тридевять земель,
бродит чудище в мытарстве,
как огромный черный шмель.
А еще в лесах дремучих,
из земли питая сок,
посреди дубов могучих,
плачет аленький цветок.
Нет на свете чуда краше,
нет печальнее судьбы.
Янтарем ложатся слезы,
на безмолвные дубы.
Льется дождь, иль светит солнце,
тот цветок горит огнем,
и оплакивает зверя,
что заботится о нем.
Долго сказка наша длится,
да не видно ей конца.
Нет красавицы девицы,
чтоб стереть печаль с лица.
И не сказка – это вовсе.
Знает тот, кто одинок.
Помнит кто свои ошибки.
В чьей груди живет цветок.1
– Да уж, не зря говорят: «Чужая душа – потемки!» – стройная, русоволосая девушка, поморщившись, захлопнула потрепанный ежедневник в видавшей виды кожаной обложке, исписанный мелким, корявым, до боли знакомым почерком.
– Вот и представь себе. Живёт на земле родной человечек, которого еще несколько лет назад буквально на закорках таскала. Тысячекратно изученный сверху донизу и вдоль, да поперек. Простой как пять копеек. Студент. Спортсмен. Словом, на первый взгляд, ничего примечательного. А тут на тебе, парнишка, оказывается, стихи тайком пишет… причем складно-то как, да со смыслом. Даже боязно, с непривычки, – она рефлекторно поежилась.
Хотя, чему тут удивляться? Привыкла к другому и всё. Просто жизнь как-то сама подвела её к тому, что большинство знакомых спортсменов, при всем желании, не могут похвастаться искусством нанизывания слов на рифму. Не тот профиль, как говорится. Нет, конечно, некоторые индивидуумы, окончательно сбрендившие на почве любовного недуга, дерзали поразить ее воображение отрывками из Есенина или, например, Гумилева, наивно выдавая творчество великих поэтов за свое собственное. Вот только итог этих жалких попыток всегда был один и тот же. Очередной воздыхатель ненавязчиво, но твердо отправлялся в самый конец длиннющей скамейки запасных кавалеров, постепенно растворяясь среди толпы ему подобных, унылых попрошаек. А потому, случайно обнаружив среди бумаг, хаотично раскиданных на письменном столе Артема, пусть не шедевры, но довольно таки вменяемые стихотворные произведения, Валерия поначалу не поверила своим глазам.
– Вот удивил Тимоха, так удивил. Не ожидала, девушка повертела туго обтянутой джинсами попкой, устраиваясь поудобнее на вкопанной возле подъезда скамейке, и снова потянулась за рукописью.
– Ай-яй-яй-яй-яй, – раздался над ухом укоризненный, надтреснутый голос, – и не стыдно тебе девица, на чужое-то пялиться?
Охнув от неожиданности, она всплеснула руками, выронила ежедневник и, широко распахнув свои, небесного цвета глаза, уставилась на замершую поблизости скрюченную, невысокую фигурку, методично крутящую в сухих, морщинистых ладошках моток сиреневых ниток.
– Ну, что зенки таращишь? – демонстративно насупила брови старушонка. – Почто говорю, без спросу не свое листаешь?
– Ну, во-первых, уважаемая, – оправившись от испуга, возразила русоволосая, – эти стихи принадлежат моему родному брату, а это значит, что я, на правах старшей сестры, могу смело их читать…
– С чего это вдруг? – не дав закончить мысль до конца, перебила ее незнакомка.
– А с того, что у Тёмки сейчас очередной, так сказать, «переходный период», – неожиданно для самой себя, обычно замкнутая в присутствии незнакомцев, разоткровенничалась Валерия. – С последней своей подружкой «разосрался» в пух и прах, сессия в универе не за горами, плюс сегодня опять соревнования. Короче, нагрузки на психику у братца немеряно. Вот и приглядываю тайком, где могу и как могу. Вдруг моя помощь потребуется? Сам-то он гордый воробей, не попросит. Даже если где дров наломает.
– Ишь ты, – усмехнулась старушка, – как складно у тебя все выходит. Примеряешь на себя доспехи ангела-хранителя? Душу готовишься исцелять? Любишь лечить, значит? Похвально, похвально. Если не брешешь, конечно…
– Да к чему мне врать-то, бабушка? – девушка всплеснула руками. – Ну, вы сами посудите! Я вас первый раз в жизни вижу, стало быть, никакой корысти сто пудово иметь не могу.
– И то верно, – неожиданно кивнула бабулька. – Только силенок, на мой взгляд, у тебя маловато. Как бы пупок не развязался… хранителя изображать. Не сдюжишь ведь…
– Да я…, да я за братца с самого раннего детства готова, хоть в огонь, хоть в воду! Факт! Спроси кого хочешь из нашего двора. Все знают. Справлюсь я, бабуля, справлюсь, не сомневайтесь!
– Хоть в воду, говоришь? А вот это идея, – незнакомка несколько секунд отстранёно пошамкала губами, после чего демонстративно развернулась и, не удосужившись попрощаться, засеменила по своим, одной ей известным делам. Проводив согнутую спину долгим взглядом, Валерия, в свою очередь, недоуменно пожала плечами, после чего с облегчением вздохнула, послюнявила изящно наманикюренный указательный пальчик и, перевернув очередную страницу ежедневника, с головой погрузилась в чтение:
Терпение, конечно, добродетель.
Но жизнь порой бывает коротка.
Чтобы терпеть, и я тому свидетель.
Не стоит ждать последнего звонка.
Моря страстей клокочут разливаясь,
а ты в который раз чего-то ждешь.
Не думаю, что реже улыбаясь,
быстрее мироздание поймешь.
