Каждый кусок ветчины я смаковал, словно это была сама жизнь, ломтик за ломтиком, подчёркивая абсурдность бытия, в котором мы утопаем, а потом всё равно сгораем. И что же нам остаётся? Смех или мука? Возможно, лишь горьковатый вкус горчицы на языке и воспоминание о чём-то, что уже ускользнуло. В этом завтраке был странный контраст – я здесь, в забегаловке, но ведь и я часть этого хаоса, этой зловонной атмосферы, где каждый ищет тень своей свободы.
По правде говоря, в этот утренний час меня волновал только вкус еды, и, казалось, ничто не сможет нарушить моего священнодействия. Но ему это удалось, почти…
Он вошёл в кафе так, будто металлический голем врезался в мирный чайный домик, – тяжёлая поступь, шинель чернее, чем здешний кофе. Субъект едва присел рядом и сразу проворчал, что обыскал весь квартал, пока наконец не наткнулся на меня, – ну что ж, знакомство, как водится, вышло сердечным, если не считать его взгляда, холодного, как рыба в маринаде. Судья Лютовицкий – будем знакомы.
Дверь кафе распахнулась, звякнув колокольчиком, и в зал вошёл худой долговязый господин в сером плаще. В его взгляде промелькнуло что-то цепкое, словно хищная птица, выискивающая добычу. Он направился прямиком к нашему столу, едва склонив голову в знак приветствия.
Всё, что можно было заказать в этом простеньком заведении, я заказал. Передо мной громоздились тарелки: омлет с ветчиной, блинчики со сгущёнкой, ещё какие-то жирные радости. Я вдыхал запах еды, делая вид, что не замечаю, как официантка, подавшая мне третью чашку кофе, отошла в сторону и крестится.
Зубаров Сергей Васильевич, заведующий Особым отделом департамента полиции, – представился высокий человек и, не снимая плаща, сразу перешёл к делу.
– Я без церемоний, господа. Убит граф Платон Салтыков, в гостинице «Магнолия», здесь, в Тёмном городе.
Судья Лютовицкий неподвижно следил за Зубаровым, смеряя его непроницаемым взглядом.
– Граф, помнящий под хромом, состоял в свите Её Императорского Величества и кое-что знал… опасное.
Я в это время тщательно пережёвывал каждый кусочек свежего паштета, раздумывая о его утончённых ароматах и послевкусии – такой момент стоит проживать медленно.
– Старый гуляка, – Зубаров произнёс, будто сплюнул. – Днём при дворе, да по задворкам Тёмного города ночами. Что уж тут удивляться…
Я неспешно подцепил вилкой ломтик ветчины, наслаждаясь густым ароматом.
Судья, по-хозяйски развалившись на стуле, смотрел на Зубарова с тем безмолвным прищуром, что действовал на многих лучше слов.
Зубаров выдержал взгляд, тронул пальцем очки.
– Подозреваемые… Дроздов, тот ещё ловкач, ненавидел жертву всем сердцем, – спокойно продолжил он. – Чекмарёв – имел зуб на убитого. И ещё одна… девица, возможно куртизанка. Имеется пикантный оборотец… Салтыкова нашли привязанным к кровати шёлковыми лентами, на груди пятна воска, а в складках подушек – кожаная плётка и кружевные женские трусики.
Я медленно отрезал кусочек оладушка, упиваясь его тягучей сладостью – сгущённое молоко стекало тонкой струйкой, карамельно-липкой, так что хотелось задержаться на каждом укусе.
Салтыков – не удивлён. Он, щеголь и мот, помню его дерзким юношей со старших курсов Пажеского корпуса. Но что-то в этой истории не сходится – кто знает, кем была эта женщина для него на самом деле? В Тёмном городе никому нельзя доверять, особенно тем, кто скрывает столь разные стороны своей жизни.
– Улики, – продолжил заведующий Особым отделом. – Кулон в виде розы, видимо, с шеи этой девицы. Пустой магнитофон, видимо, велась запись. И клочок листа бумаги с вопросами, найден в зажатой ладони убитого Салтыкова. Это факсимильная копия.
Зубаров вынул из кожаной папки фотокопию и положил на стол.
Я мельком взглянул на Судью, который с любопытством изучал бумагу. Но вряд ли он мог бы что-либо понять.
На листе были остатки трёх вопросов, по всей видимости, располагавшихся в самом конце: «…ближайший к императрице?», «…трица имела тайную аудиенцию 8-го сентября?», «…ещё знает о местонахождении шкатулки?».
Сами вопросы были для меня также непонятны, но, отлично представляя придворные обычаи, я почувствовал – дело приобрело скверный оборот. Похоже, кто-то всерьёз взялся за тайны Её Величества.
– Салтыкову перерезали горло бритвой, – тихо произнёс Зубаров. – А рядом – ампула от хромоферона и какого-то психотропа.
Он выдержал паузу и добавил, глядя мне прямо в глаза:
– Ваше благородие, шевалье, у меня небольшая просьба. Как только найдёте убийцу или хотя бы магнитофонную запись, прошу доложить.
Я хмыкнул, отрезая очередной кусочек оладушка.
– Доложить? – я отложил вилку и взглянул на Зубарова. – Сергей Васильевич, не совсем понимаю, чем могу вам быть полезен в этом деле. Разве его не поручили вашему отделу?
Зубаров нахмурился, но затем слегка улыбнулся, мне показалось, что снисходительно. А вот Судья помрачнел не на шутку.
Тут вбежал мальчишка, запыхавшись, склонился ко мне и прошептал одно-единственное слово – пароль, который я никак не ожидал услышать от простого курьера.
– Ваше благородие, господин де Лермонт, буду ждать вестей, – Зубаров коротко кивнул и вышел.
