– О как я рада, что последовала вашему совету и пришла сюда! – воскликнула Инесса Васильевна. – Какой закат! Какие краски! И вы правы, вы совершенно правы: это то самое место, с которого Костя писал свое замечательное полотно!
– И вы считаете, что вон те трубы и этот ужасный сарай слева, под обрывом, не портят общего впечатления? – спросил спутник Инессы Васильевны.
– Нет, конечно! Не портят, совершенно не портят! – отвечала артистка. – Ведь Костя писал не какие-то красивенькие пейзажики, а саму жизнь, как она есть! В его полотнах уродство этой жизни, ее острые углы преображаются во что-то совершенно другое, образуют нечто новое. Да, теперь я знаю: он стоял здесь, в этом месте, и писал картину, которую потом подарил мне. Удивительное ощущение от того, что я стою на этом самом месте! Как удачно, что именно сегодня вы успели вернуться с конференции и привели меня сюда!
– А вас не пугает высота? – спросил ее спутник. – Не страшит этот почти отвесный обрыв?
– Нет, я совершенно не боюсь высоты! – гордо ответила Инесса Васильевна. – Артист не может и не должен бояться высоты! И потом, когда я с вами, я ничего не боюсь – ни высоты, ни злых людей.
– В таком случае давайте подойдем еще чуть ближе, – предложил человек, которому артистка выражала столь горячую благодарность. – Оттуда будут видны некоторые подробности и детали…
– Да, конечно, пойдемте! – согласилась Инесса Васильевна.
Они сделали еще три шага вперед и теперь стояли на самом краю обрыва. Прямо от их ног на глубину пятидесяти с чем-то метров уходил почти отвесный каменистый склон. Далее он становился чуть более пологим, там темнели кусты акации – сейчас, поздним вечером, они слились в сплошную черную массу. Слева за кустами торчали унылые дощатые сараи, ниже дымили трубы крохотного заводика. А дальше, еще ниже, расстилался город.
Инесса Васильевна раскинула руки, словно собиралась взлететь – возможно, она вспомнила роль Нины Заречной, в которой блистала пятнадцать-двадцать лет назад. А может, просто так выражала свой восторг. И в этот миг что-то резко ударило ее в спину, так что она и правда полетела, но не вверх, а вниз, с обрыва. Она успела издать лишь короткий сдавленный крик, а потом ее тело ударилось о камни, перевернулось, ударилось еще раз. Артистка катилась вниз, пока ее тело не застряло в кустах и не осталось там неподвижно лежать.
Ее спутник еще раз огляделся (он и во время их беседы постоянно оглядывался, точно ли никого нет), а затем начал осторожно спускаться вниз. Надо было убедиться, что дело доведено до конца. А еще его интересовала сумочка Инессы Васильевны, застрявшая между двух камней…
– Нет, товарищ генерал, это не была естественная смерть, – заверил генерала Орлова начальник Татуевского управления полковник Кожемякин.
– Почему же вы так в этом уверены? – недоверчиво спросил начальник главка.
– Потому что такое заключение дали наши криминалисты, – отвечал Кожемякин. – Их заключение гласит, что удары о камни на склоне не явились причиной смерти Инессы Любарской. Смертельным стал удар в висок острым предметом, по всей видимости камнем. И этот удар не мог быть нанесен естественным образом во время падения. Об этом говорят и угол, под которым был нанесен удар, и его сила.
– Хорошо. Значит, вы пришли к выводу, что вместе с Любарской был ее убийца. Но в таком случае он должен был оставить какие-нибудь следы, отпечатки пальцев…
– Нет, товарищ Орлов, к сожалению, убийца не оставил следов. Почва там каменистая, на ней следов не остается. А отпечатки пальцев… Очевидно, убийца орудовал в перчатках, так что и отпечатков нет.
– А свидетели? Неужели ни одного не нашли?
– Это чрезвычайно пустынное место, товарищ генерал, – принялся объяснять начальник управления. – Обрыв зарос кустарником, забраться туда трудно – кто туда пойдет? К тому же был поздний вечер, темнело. Нет, свидетелей тоже найти не удалось. Но нас беспокоит не это. Если бы дело ограничилось только смертью Любарской, поверьте, мы бы не стали просить вас о помощи, а обошлись бы своими силами. Дело в том, что это уже пятая подобная смерть за неполный год. До этого похожим образом погиб известный в нашем городе ученый, востоковед с мировым именем Федор Овчинников.
– Что, он тоже упал с обрыва?
– Нет, он утонул, но при очень странных обстоятельствах. Я не буду сейчас вдаваться в подробности, иначе наш разговор затянется на несколько часов, а я знаю, как дорого ваше время, но прошу поверить мне на слово: обстоятельства смерти Федора Терентьевича Овчинникова также наводят на мысль об убийстве. А еще раньше, до Овчинникова, странным образом умер художник Игнат Денисович Бушуев, он выпал из окна собственной квартиры.
– И что же тут странного? Открыл человек окно, высунулся слишком сильно, вот и случилось несчастье. Ведь тут, я думаю, не было ударов в висок?
– Нет, ударов не было. Бушуев погиб от удара о землю. Но дело было ранней весной, стояли холода, и никто еще не открывал окна нараспашку.
– Да, действительно странная смерть… – протянул Орлов. – А еще двое? Они тоже были артистами или учеными?
