«Кадиллак Десото» ехал по ухабистой грунтовой дороге, которая петляла между невысокими голыми холмами, обозначавшими конец техасских равнин. Машину сопровождало облако пыли – не просто следуя за ней, а обволакивая ее, однако пыль была предпочтительнее духоты, и стекла оставались опущенными.
Медовый месяц продолжался всего третий день, и хотя Нэнси не хотела признаваться себе в этом, но им с Полом, похоже, уже нечего было сказать друг другу.
Они ни словом не обмолвились с самого Хьюстона, если не считать просьб передать карту, с которыми Пол изредка обращался к Нэнси, и хотя та лихорадочно пыталась придумать, о чем можно было бы поговорить, любой темы хватило бы лишь на несколько минут. Нэнси решила приберечь их для ужина в Эль-Пасо.
Она постоянно обмахивалась сложенной картой. Невыносимая жара угнетала. В такое пекло Нэнси просто физически не могла ни о чем думать. Никогда в жизни ей еще не было так жарко и неуютно. Она с радостью сняла бы блузку и лифчик. Тот Пол, каким он был прежде, только рад был бы этому. Именно такой безумной спонтанности и должны предаваться новобрачные – тем безрассудным чудачествам, которые делают медовый месяц памятным, чтобы по прошествии многих лет можно было со смехом оглядываться на него. Все равно никто ее не увидит – вот уже два часа им не встретилась ни одна машина. И все же, даже не спрашивая у Пола, Нэнси чувствовала, что он ее не одобрит.
Они должны были пожениться еще три года назад, но Пола призвали в армию и отправили в Корею, и хотя Нэнси хотела обвенчаться с ним перед тем, как он сядет на корабль, он решил подождать… на всякий случай. Всякий раз, когда Нэнси заводила об этом речь, Пол напоминал ей о первом муже Скарлет О’Хары из «Унесенных ветром», о том мальчишке, за которого она вышла замуж прямо перед тем, как тот отправился умирать на Гражданскую войну; и хотя Нэнси понимала, что он пытался обратить все в шутку, на самом деле все обстояло серьезно, и ее приводила в ужас мысль о том, что Пол мог не вернуться.
Но он вернулся. Живой, без единой царапины. Однако после войны он стал каким-то другим. В нем что-то переменилось, хотя Нэнси и не могла никак определить, что именно. Она сразу же это заметила, хотела было спросить у него, но затем рассудила, что если он захочет, то расскажет сам, и решила его не трогать. Она была счастлива уже тем, что они снова вместе.
Муж и жена. И если молчание затягивалось чересчур долго, это было уютное молчание, и Нэнси не сомневалась в том, что когда они начнут новую жизнь в Калифорнии, заведут друзей, родят детей, привыкнут к семейной жизни, молчание останется в прошлом.
Впереди, у подножия скалы из песчаника, справа от дороги показалось небольшое кирпичное строение, совершенно неожиданное в этой глуши. Перед ним зеленела полоска лужайки, рассеченная пополам короткой белой дорожкой. Окон на фасаде не было, только большая вывеска на стене рядом с дверью, черные буквы на белом фоне.
– Странно, – пробормотал Пол, сбрасывая скорость.
Нэнси кивнула.
На таком расстоянии они уже могли разобрать слова на вывеске:
МАГАЗИН «ХРАНИЛИЩЕ»
БАКАЛЕЯ – АПТЕКА – ТОРГОВЛЯ
Пол рассмеялся.
– «Хранилище»? Это еще что за название?
– Честное и откровенное, – заметила Нэнси.
– Ага. Пожалуй. Вот только в большом городе с таким названием, как «Хранилище», ничего не выгорит. Нужно что-нибудь броское, что-нибудь громкое. – Снова рассмеявшись, он покачал головой. – «Хранилище»!
– Почему бы нам не остановиться? – предложила Нэнси. – Быть может, здесь есть холодная содовая. Она пришлась бы сейчас очень даже кстати.
– Ладно.
Площадки для стоянки не было, так что Пол свернул с грунтовки и остановился прямо перед входом в маленькое здание. Он повернулся к своей молодой жене.
– Что тебе купить?
– Я пойду вместе с тобой.
Пол решительно положил ей руку на плечо.
– Нет. Оставайся в машине. Я куплю содовой. Больше ты ничего не хочешь?
– Только содовую, – сказала Нэнси.
– Хорошо, пусть будет только содовая. – Открыв дверь, Пол вышел из машины. – Я мигом.
Он улыбнулся, и Нэнси улыбнулась в ответ, провожая его взглядом, однако ее улыбка погасла, когда она увидела, как Пол открыл стеклянную дверь и шагнул в магазин, скрываясь в мутном полумраке внутри. До нее вдруг дошло, какое же это странное место. До ближайшего города пятьдесят, а то и все сто миль, не видно ни телефонных, ни электрических проводов; скорее всего, здесь нет даже воды, и уж точно тут никто не ездит. Однако магазин был открыт и ждал покупателей, словно находился в оживленном центре Питтсбурга, а не в сердце техасской пустыни.
Нэнси стало не по себе.
Она уставилась на дверь, пытаясь заглянуть внутрь, но не смогла ничего рассмотреть. Ни движения. Ни силуэтов. Всему виной стекло, сказала себе Нэнси, и угол, под которым падают на него солнечные лучи. Только и всего. К тому же, если внутри действительно так темно, как это кажется с улицы, Пол не стал бы заходить.
Нэнси постаралась убедить себя в этом.
