1908 год. Павловск.
На Марии Павловне красовалась шикарнейшая диадема Екатерины II.
Невеста стояла перед зеркалом и любовалась своим отражением. Невесте уже исполнилось 18 лет, и Романовы стали подумывать о её замужестве. На этот счёт возлюбленный Марии Император Николай II не сказал ни слова. Ему было больно подбирать женихов для своей женщины, которая принадлежала только ему и была только его, но Александра Фёдоровна, Императрица – из ревности и чтобы подразнить мужа – заставила его это делать.
..когда Мария Павловна познакомилась со своим женихом впервые, они даже не могли сразу сказать что-то друг другу. Им было не о чем говорить. Они не знали увлечений, характера, да и попросту оказались друг другу неинтересны.
Шикарнейший шлейф на платье. Серьги, которые давили уши. И диадема, которая обжигала Великую Княгиню, подобно диадеме Деяниры, которая прожгла ту девушку насквозь. Мария Павловна хотела было плакать, но не могла. На ней было столько бриллиантов, что ей казалось, что если она заплачет, то из глаз тоже выпадут бриллианты. Матушка Марии Павловны подошла к ней, и поздравила с бракосочетанием с принцем Вильгельмом. Вильгельму было 24 года. Он был богат, молод, красив… и казалось очень бы понравился Марии.
Борис и Бельский во время торжества сидели в кафе.
– Я убью его. – Заговорил Борис, подумав о Николае II.
– Вы женаты, Борис Викторович, и у Вас нет шансов. – Бельский выпил чуть кофе, и с сочувствием посмотрел на страдавшего мужчину.
– Сколько раз мне будет Николай Александрович переходить дорогу? – Савинков, стиснув губы, сжал кулаки. Его глаза наливались кровью, а сердце горело от боли. На столике лежал маленький портрет Марии Павловны, оформленный в рамочку.
– Она Вам слишком вскружила голову, капитан. – Бельский ухмыльнулся, чем привёл Бориса в бешенство. Но они оба должны были это пережить.
– Я ещё немного здесь побуду, а потом уеду в Италию. С женой и сыном. Мне нечего здесь в России делать. – Сказал Борис.
= Вы ждали, что она одумается? – Бельский посмотрел в окно, за которым моросил дождь. Синее прежде небо заволокло серыми тучами. Мужчина дружески подмигнул Савинкову, и успокоил, положив на его левую руку правую. Савинков ухмыльнулся – он любил этот дружеский жест Бельского, и взглядом сказал "спасибо".
За окном усиливался дождь. И оба мужчины радовались, что он их застал в кафе. Бельский посмотрел на дождь, и подумал о Петровской. Савинков знал, что если Бельский думал о своей запретной страсти, то нужно молчать. И он замолчал, послав Александру Христофоровичу понимающий взгляд. Несмотря на замужество Великой Княгини Марии Павловны, Савинков был рад увидится с Бельским и Петровской, и рад был что оказался в Санкт-Петербурге.
Александру Аникину
Венчание проходило тихо. После венчания супруги вышли к гостям. И Николай II саркастически заметил, что серьги явно оттянули невесте уши – ещё ни на ком не было столько бриллиантов. Мария Павловна послала Николаю торжествующий взгляд. Но этот взгляд больше говорил о том, что Великая Княгиня, новоиспечённая принцесса, явно несчастна. Николай Александрович саркастически замечал, что его кузина обязательно покорит Швецию.
Красивая, но не любившая друг друга королевская чета в тот же вечер покинула Санкт-Петербург, и на следующей неделе в газетах Николай II читал о том, что Швеция рукоплескала новой принцессе, для которой он сделал подарок, достойный принцессы – роскошное имение Оук Хилл. На что жена Императора Александра Фёдоровна как-то заметила за чашкой чая утром:
– Ты знал, что она была беременна?
Николай II как-то отрешённо посмотрел на жену, и женщина залилась слезами. Сколько можно терпеть измены мужа? Мария Павловна расценивала своё пребывание заграницей как ссылку.
Александру Аникину
Стокгольм. Швеция.
Летний день.
Александру Аникину
Молодые красавицы играли в крокет с мечом. Молодая мать уже вышла из своего положения, но тоска по её возлюбленному занимала всю её душу и сердце. Она тосковала по рукам Никкса, по его глазам и ей хотелось вернуться обратно.
Заботливая Александра Фёдоровна, жена Николая II, решила "вылечить" соперницу с помощью учёбы – специально для Марии Павловны были организованны курсы, которые женщина посещала с явной не охотой. Борис пару раз приезжал в Швецию. О чём свидетельствовал в Санкт-Петербурге Бельский, который иногда читал газеты. Бельский мельком видел Петровскую из окон своего театра, где он служил. Бельский знал, что сердце Бориса рвалось к Марии, и новоиспечённая художница и мастер по дизайну нередко находилась в объятьях русского резидента, который с ней не возражал выпить чашечку другую кофе…
– Я уезжаю, милый… – как-то нехотя сказала Мария Павловна, не желая расставаться со своим любовником поневоле. Борис Викторович обещал ей уйти с головой в книгу, и уже тогда налаживал связь с издателями Мережковскими. Она была в него по уши влюблена, что Бориса весьма забавляло. – Нам подарили путешествие на коронацию Рамы II в Таиланд…
Савинков долго этому смеялся, и был огорчён таким решением Императорской семьи.
– Смотри не роди сына от Рамы, – подмигнул Борис Викторович, но зря он это сделал. Почувствовав, что ужалил Марию Павловну, эсер быстро пошёл на попятную. Мария Павловна увидела этот знакомый до боли блеск карих глаз, которые периодами казались похожими на глаза щенка, когда его надо было пожалеть, и она сказала, – дорогой, я скоро вернусь. Граф Чернецкий, Монпасье или как Вас там, ждите…
