«Поздновато для гостей», – думал про себя Оттоне Висконти, архиепископ Миланский, с трудом подавляя внезапно накатившую зевоту. Засидевшись с документами, он и не заметил, как сильно прогорели свечи.
Мрачные времена наступили для кафедры святого Амвросия. Слыханное ли дело – архипастырь не может въехать в город и провести праздничную мессу в церкви Санта Мария Маджоре1! Паства, видите ли, не желает! Пополаны требуют кольцо и посох архиепископа для Раймондо делла Торро, знать – для Франческо да Сеталла, а папа Урбан IV положил между молотом и наковальней именно его – Оттоне из рода Висконти. Его Преосвященство не планировал быть раздавленным и ждать теперь тоже не мог; иначе раздираемый спорами Милан утонет в крови вместе с округой.
Этот конфликт, конечно, не был просто внутригородским делом. В четырехугольнике между Генуей, Миланом, Венецией и Флоренцией располагалось больше городов, чем во всей остальной Италии, и каждый город был связан с другими сложной сетью союзов и противоречий. Дела каждого касались всех.
Северная половина полуострова была большим бурлящим котлом. Флоренция зарилась на Сиену и Лукку, Генуя и Венеция не могли поделить море. Все вцеплялись соседям в горло при первом же удобном случае. Сильные пожирали слабых и умирали в пастях еще более сильных. Альянсы складывались и рассыпались так быстро, что не все успевали даже понять новую расстановку сил, а тем более воспользоваться ей.
Но архиепископ Миланский жаловаться не привык. Все свалившиеся на его преосвященство заботы были обычными и даже естественными для того непростого времени, в которое ему довелось получить сан. С помощью Божией со всем этим Оттоне Висконти управится, если будет должным образом усерден. Но ум архиепископа в данный момент всецело занимали заботы совсем иного рода, и совладать с ними было куда сложнее. Намного сложнее, чем победить делла Торре и устоять, когда из-за очередного конфликта Святого престола с каким-нибудь новым императором запылают города по всему северу.
Он так мечтал урвать хоть пару часов на сон, а тут вдруг неожиданный визит! Впрочем, его преосвященство понимал, что слуги не стали бы тревожить без веской причины, а потому растер лицо ладонями и внутренне настроился на долгий и сложный разговор.
Дверь кабинета открылась, и вошел тот, кого архиепископ очень ждал, хотя ни разу в жизни до этого не видел. Чтобы попасть внутрь, человеку пришлось повернуться полубоком и низко наклониться. Архиепископ, до этого момента считавший себя высоким, снизу вверх смотрел на ночного гостя.
Он был красив. Ярко-голубые глаза на спокойном лице излучали тепло, а легкая полуулыбка придавала ему сходство со святыми, при жизни удостоившимися созерцания рая. Светлые волосы говорили, что вошедший, скорее всего, родился по ту сторону Альп, а тонзура – о монашеских обетах. Могучее тело было закрыто шерстяной робой, которая когда-то была красной, но выцвела от времени; поверх мантии того же цвета монах носил распятие. Вид, несмотря на дорожную пыль, был столь величественным, что казалось, будто за спиной у вошедшего вот-вот развернутся белоснежные крылья. Вошедший снял с плеча дорожную сумку и отставил к стене огромный посох, окованный железом и заляпанный какими-то бурыми пятнами.
Источник этих пятен обнаружился тут же: на ладонях, сложенных для благословения, были намотаны повязки, сквозь которые сочилась кровь. Раны такие, будто обе руки чем-то пробили насквозь.
«Дивны дела твои, Господи!»
Архипастырь внезапно опомнился и благословил вошедшего, который опустился на колени, чтобы поцеловать перстень. Оттоне Висконти жестом указал гостю на кресла.
– Я несколько удивлен столь скорому приезду…
– Брат Мишель, из ордена святого Феодосия, – представился вошедший. Голос был приятный, и даже акцента в его латыни не чувствовалось. Только свое имя монах переделал на заальпийский манер.
– …но раз уж вы здесь и даже не пожелали отдохнуть, позвольте я введу вас в курс дела, – как ни в чем не бывало продолжил архиепископ, который пока предпочел не обращать внимания на то, что его грубо перебили.
Брат Мишель, казалось, не слишком интересовался разговором и даже не смотрел на архиепископа. Вместо этого он вглядывался в корешки и переплеты книг, стоявших на многочисленных полках кабинета. На его лице не было ни удивления от встречи со столь обширным собранием, ни характерного прищура, какой бывает у человека, пытающегося найти среди книг какую-то конкретную. Любопытство и страсть обладания, граничащего с вожделением, проявлялись на лице и в фигуре посетителя столь явно и открыто, будто такое отношение к книгам было для него чем-то совершенно естественным, тем, что он не считал нужным скрывать. Гость буквально пожирал глазами полки, нисколько не интересуясь их владельцем. Столь бесцеремонное созерцание сокровищ библиотеки дома Висконти начинало раздражать. Первое впечатление быстро сошло на нет.
