В конце 60-х годов прошлого века, когда я начал исследовать сон больных с жалобами на нарушения сна из-за тревоги и депрессии, я регистрировал энцефалограмму их сна в течение трех ночей подряд. На третью ночь я будил их из различных стадий сна, записывая их отчеты о качестве предшествующего сна и о психической активности во сне перед пробуждением: мысли, переживания, сновидения.
Я с удивлением обнаружил, что при пробуждении из быстрого сна эти пациенты гораздо реже рассказывают об увиденных сновидениях, чем здоровые испытуемые, и их отчеты содержат меньше образов и менее богаты событиями, действиями, персонажами и живыми переживаниями. Я не мог предвидеть этого перед исследованием, поскольку ранее исследователи показали, что наиболее эмоционально чувствительные здоровые испытуемые отчитываются о большем количестве сновидений, чем люди менее чувствительные, и их сны богаче событиями и образами.
Больные неврозом более эмоционально уязвимы, чем даже самые чувствительные здоровые испытуемые, но они продемонстрировали нечто противоположное. И тогда я предположил, что их быстрый сон как-то функционально неполноценен и это может играть определенную роль в механизме их психических расстройств.
Поскольку речь шла о сновидениях, и в психологии уже была хорошо известна теория З. Фрейда о функции сновидений, то легче всего для объяснения полученных результатов было воспользоваться этой теорией.
Согласно ей, в сновидениях здоровых людей представлены внутренние мотивационные конфликты, и неосознаваемые в бодрствовании, вытесненные из сознания, в силу их неприемлемости, мотивы могут получить возможность «разрядки» в виртуальных сценариях сновидений именно потому, что это не реальный, а воображаемый сценарий.
Могло быть и другое объяснение: что неприемлемые для сознания мотивы каким-то образом примиряются в сновидениях с осознаваемыми социально приемлемыми мотивами с помощью странных образов и сюжетов. В соответствии с этой концепцией можно было предположить, что такая функция разрядки или интеграции конфликтующих мотивов нарушена у пациентов, и это ведет к усилению вытеснения мотивов и связанной с ними информацией из сознания. Вытеснение же вызывает тревогу. Действительно, в некоторых исследованиях американских ученых было вскоре показано, что искусственное лишение быстрого сна у здоровых людей методом его регулярного прерывания при первых признаках появления, усиливает вытеснение (Grieser et al., 1972). Такое объяснение буквально напрашивалось и казалось совершенно естественным.
Проблема, однако, была в том, что быстрый сон – это важный компонент сна не только человека, но и высших животных, в частности млекопитающих, у которых нет человеческого самосознания, видения себя со стороны, Я-Концепции, а есть только непосредственное, чувственное ощущение себя. Нет у них и внутренних конфликтов мотивов и психологических защитных механизмов, защищающих сознание. Но лишение быстрого сна у животных ведет к эффекту «отдачи» (увеличению быстрого сна в последующем сне). Если же лишение быстрого сна продолжается слишком долго, это нарушает поведение животных в состоянии бодрствования и может вести к соматическим расстройствам. Значит, быстрый сон жизненно важен и для высших животных, и, судя по результатам некоторых исследований, и у них тоже сопровождается сновидениями, хотя отчеты о них у животных получить невозможно.
Как об этом узнали? Адриан Моррисон и его коллеги показали, что если у животных разрушить те мозговые структуры, которые отвечают за полное падение мышечного тонуса и блокаду моторного поведения во время быстрого сна, то животные, не просыпаясь, начинают вести себя так, как будто участвуют в собственных сновидениях (бегут, на что-то бросаются, издают звуки и т. п).
Значит, стоило искать какие-то общие функции быстрого сна у человека и животных – возможно обеспечивающие их адаптацию к стрессу.
