Дождь хлестал как проклятый плётками холодных струй. Несмотря на разгар дня улицу затопил полумрак, и стены ближайших домов вставали кругом зловещими тенями.
Небо разорвал грозовой разряд, который озарил две странные фигуры, бегущие по мостовой: девушка в синем платье и блузе с длинными рукавами, один из которых был наполовину оторван, и… карлик, который тащил её за руку. Он был на удивление хорошо сложен – для карлика.
Башмачки девушки задорно цокали по брусчатке, но ритм каблуков был неровен, вдобавок создавалось впечатление, что стройная фигурка кренится набок. Словно бежит из последних сил.
Гром, наконец, нагнал свою стремительную подругу-молнию и торжествующе рыкнул. Жёсткое лицо карлика искривила гримаса. Он всё тянул и тянул спутницу вперёд – к приземистому сооружению, до которого оставалась полусотня метров. Восковое лицо девушки прочертили линии дождя, а под глазами залегли чёрные тени. Обычно золотые кудряшки теперь, в этом мареве выглядели серыми и безжизненными: только взметались и опадали при каждом шаге.
В её голове вихрились больные воспоминания: вот отец, склонившийся над ней под мертвенным ярким светом: в руке он сжимает шприц, а лицо – бледное, решительное и равнодушное; вот мать, которая сидит в инвалидном кресле – подбородок задран, голова запрокинута, а руки на коленях, – погруженная в себя, как статуя; женщина не слышит её призывов, и только засохшая нитка слюны украшает полуоткрытый рот. Впрочем, всё это, наверное, сон – настолько образ смутный и неверный.
Карлика пронзает своё, не менее душное воспоминание: вот он склонился над распахнутым латунным прибором, внутри которого тикает взрывчатка, он отчего-то знает, что это именно адская машинка, замаскированная под жизненно важную вещь, вот только вместо того, чтобы обезвредить её, хотя и уверен, что вполне способен на это, он захлопывает латунный обруч и уходит прочь.
Через миг видения исчезли, а натруженные ноги всё несли парочку вперёд. У ярко освещённого входа царило столпотворение, словно весь город решил разом попасть сюда. Толпа разноголосо кричала, и в криках этих звучали страх, отчаянье и надежда. Люди были окровавлены, а их одежда превратилась в лохмотья. Но это не были обноски бедняков и рубища нищих. Всё говорило о том, что совсем недавно их носили добропорядочные обыватели – не богатые и не бедные – и только некая катастрофа привела наряды в столь жалкий вид.
Было кристально ясно, что к этому ярко освещённому входу людей привела беда. Та самая, которая заставляла бежать из последних сил окровавленную девушку и её маленького спутника.
Уже на тротуаре она запнулась, закатила глаза и начала заваливаться вперёд. На лице карлика мелькнула паника – он прекрасно понял, что никак не сможет задержать это падение.
И тогда он поступил единственно правильным образом, хотя ещё какую-то неделю назад и не заподозрил бы в себе такой сентиментальности.
Глава первая, в которой К. знакомится с городом, а город знакомится с ним
Стояла ранняя осень 2379 года от Рождества Христова. Иными словами 345 год по Новому стилю.
На душе у К. творилось чёрт знает что. И уже далеко не первый день.
Он застонал, поднялся на локтях и сел на спальной полке одноместного купе. В голове вихрились какие-то обрывки сна – муторного, потного, гаснущего. После таких просыпаешься разбитым, с тяжёлой головой и горьким привкусом во рту. Как будто ты чудом не умер, но обратно в жизнь тебя отпустили с неохотой и словно не полностью.
Он посмотрел в иллюминатор с надписью по ободку: «Это совершенно бесплатно». За стеклом проплывала гряда гигантских сосен.
К. зевнул. От почти трёх суток пути, большую часть которых он провел либо во сне, либо в тупой дрёме, путешественник совершенно ошалел. Транспорт плавно покачивался. Скорость была неизменной – а потому особенно утомительной.
Путешественник разгладил синюю рубашку – почти не помялась. Поправил кожаный жилет и расправил штаны – за время путешествия он так не переоделся в пижаму, хотя она ждала своего часа сложенной в чемодане.
Даже башмаки не снял. Было лень. Одолело дорожное отупение.
С приятным граммофонным потрескиванием из динамика звучала тихая и спокойная скрипичная музыка.
Напротив мужчины на откидном столике в латунной пашотнице стояло яйцо, похожее на куриное, но размером со страусиное. Скорлупа сверху была разбита. В проломе торчала ложка – накануне перед сном К. так и не доел.
Что ж – придётся завершить трапезу, хоть и совершенно нет аппетита. Но… Не в том он сейчас положении, чтобы разбрасываться провизией.
Над иллюминатором ожила коробочка с овальной сеткой динамика:
«Уважаемые пассажиры, дилижатом компании «Линия жизни» приближается к транспортному хабу Радостьвилля. Расчётное время оставшегося пути – восемь минут сорок пять секунд. Прибытие в 16:30. Наслаждайтесь последними минутами пути».
Голос был женский, ласковый и приятный – будто мама читала колыбельную. К. ещё раз зевнул: пора собираться. Охлопал карманы жилета и штанов – паспорт, подорожная, диплом, – вроде всё на месте.
Сунул руку за пазуху, под рубашку. Вот он – денежное ожерелье, струится меж пальцев, металлически журчит. Приятное ощущение. К. пересчитал монеты, нанизанные на цепочку. Да уж, билет в одноместном купе съел большую часть сбережений. А ведь ещё предстоит плата за выход…
